Вэнг побледнела, потому что мы обе понимали, что я права. Она могла практиковаться до тех пор, пока ее пальцы не начнут кровоточить, но все равно играла как робот. Правильный, бесчувственный и до смерти скучный. Прежде чем она успела отпустить очередной неприятный комментарий, дверь отворилась, и вышел строгий мужчина средних лет.

– Саммер Прайс! – позвал он.

– Это я.

Мужчина прищурился. Он не сделал ни попытки улыбнуться, ни протянуть мне руку.

– Я Антон Ван Цвиден, дирижер оркестра.

– Знаю, приятно наконец познакомиться с вами лично, – немногословно произнесла я без всякой любезности в голосе.

Он кивнул и чуть приоткрыл дверь.

– Входите, мисс Прайс.

Как и было велено, я вошла в большой концертный зал. Ксандер и Итан последовали за мной, словно две тени. Я двинулась вперед за дирижером, к сцене, которая была совершенно пуста, если не считать концертного рояля и стула рядом с ним. Тем временем Ксандер и Итан сели в первый ряд, игнорируя косые взгляды.

Ван Цвиден устроился за столиком напротив сцены, за которым сидели еще двое мужчин. В обоих я признала известных членов Нью-Йоркского оркестра. Дирижер указал на единственный стул, стоявший перед столом, и я села.

– Мисс Прайс. Вы здесь, потому что хотите стать пианисткой в нашем оркестре. Это верно? – холодно поинтересовался Ван Цвиден.

– Да, – кивнула я, ощущая, как желудок слегка сжался от беспокойства.

– Как давно вы играете на пианино? – спросил дирижер, хотя ответ наверняка был написан на бумагах перед ним.

– Уже семнадцать лет, – ответила я как можно спокойнее.

Ван Цвиден даже не моргнул.

– А что, мисс Прайс, вы надеетесь получить от нас? Как вы думаете, что вы можете сделать для нашего оркестра?

Сбитая с толку вопросом, я быстро моргнула.

– Музыка – это моя жизнь. Вот почему я здесь, – проговорила я и в тот же миг почувствовала, что сказала что-то совершенно неправильное.

– Это не ответ на мой вопрос, мисс Прайс. Мой вопрос заключался в том, чем владеете вы, что может иметь ценность для нас.

Глаза Ван Цвидена сверлили мои, и я с абсолютной уверенностью знала, что мой ответ, каким бы он ни был, окажется неправильным. Просто дирижер уже не сомневался, что у меня нет ничего, что бы он хотел. Мои плечи напряглись, но я вызывающе подняла подбородок.