– Мне тоже, мне тоже… – прошептал он. Его руки на мгновение прижали меня к себе, прежде чем отпустить.
– Я не могу быть с тобой, Итан, – мягко призналась я. – Я просто не могу этого сделать.
– Я знаю, – просто ответил он.
Мы смотрели друг на друга, заглядывали друг другу в глаза, и я понимала, что что-то сломалось внутри нас, и оно должно зажить. Здесь, в этом аэропорту, часть нашей дружбы умерла, и мы оба оплакивали ее. Вместе. Мы скорбели, пока ждали вылета. Мы скорбели, когда ступали по гулкой металлической трубе на самолет. Мы оплакивали нас весь обратный полет во Флагстафф. Тихо и спокойно. Мы не касались друг друга, но расстояние между ними не превышало нескольких сантиметров.
Мы горевали, пока не приехали во Флагстафф и Итан не отвез меня домой. В тихий, одинокий дом. Дом, где меня никто не ждал, чтобы взять за руку. Никто не хотел заставить меня улыбнуться. Итан попрощался со мной у входной двери и уехал. Только когда после всех этих недель я снова оказалась в своей комнате и позволила себе упасть в кровать, наконец пришли слезы, которых я так долго ждала.
Я плакала и плакала. Плотина была прорвана, и я сама позволила это. Когда-нибудь станет лучше. В какой-то момент боль уйдет. Я цеплялась за эту мысль, сотрясаясь от жалких рыданий. Они словно смывали старую жизнь, которую я знала до сих пор. Когда-нибудь станет легче. Непременно.
34
34
Когда-нибудь станет лучше. Непременно.
35
35
Когда-нибудь станет лучше. Непременно.
36
36