Его рука нашла ее ладонь, прижатую к его сердцу.

– Никаких масок.

– Я люблю тебя.

Сказанное повисло между ними на долгую минуту, и Эван превратился в камень. Но ее ладонь лежала на его сердце, и она ощущала, как оно заколотилось – куда сильнее, чем прежде. И быстрее.

Чувствуя, что сердце подскочило прямо к горлу, Грейс добавила:

– И когда я говорю это, то не имею в виду мальчика, каким ты когда-то был, но мужчину, каким стал.

И тогда он улыбнулся, чудесно, восхитительно, как не мог никто в мире.

Ни у кого в мире не было такой улыбки.

Он притянул ее ближе к себе.

– Повтори.

– Я люблю тебя, – прошептала она, и слова эти снова прозвучали странно и очень знакомо.

– Любишь? – прошептал он в ответ, и эта чудесная улыбка светилась теперь в его глазах, как само совершенство. А она так сильно его хотела, хотела, чтобы эта улыбка согревала и обольщала ее до конца дней. Он повторил голосом, полным удивления и смеха: – Любишь.

Грейс не сдержалась и засмеялась, внезапно ощутив себя легкой и свободной.

– Да, – согласилась она. – Да.

Он сел и начал целовать ее, а она целовала его в ответ. Он перевернул ее на спину, и она отдалась ему. Им. Новому началу. Второму шансу, без имен, титулов и тяжелой истории.

Счастью навсегда.

За дверями апартаментов послышался какой-то шум.

Эван прижимался губами к ее шее, шептал всякую ерунду, заставляя ее хихикать от удовольствия.

– Пусть уйдут.

– Это может быть важно, – шепнула она в ответ.