Грейс не поняла этого захода, однако продолжала лежать в его объятиях и слушать.

А может быть, он решил начать издалека, с самого начала. У каждого из них было свое начало, пока их судьбы, словно шелковые нити, не сплелись по воле судьбы.

– Она вышла на прогулку, будучи любовницей герцога Марвика, а вернувшись домой, обнаружила, что оттуда вынесли абсолютно все, – проговорил он холодно и спокойно, словно слышал все это сотни раз, и Грейс подумала, что, конечно, слышал – историю словно выжгла у него в памяти главная ее героиня. – Исчезло все. Украшения, мебель, картины. Все, что представляло хоть какую-то ценность, пропало.

Пальцы Грейс поглаживали его грудь, двигались туда-сюда среди поросли коричневых волос. Он говорил, а она жалела, что у нее нет для такого случая никакого целебного бальзама – для всех этих рассказов из прошлого, полных гнева и боли… а иногда – боли других людей, всегда жгучей и такой мучительной, что утешить ее невозможно.

Он коротко, безрадостно рассмеялся.

– Моя мать говорила об этом дне чаще, чем о каком-либо другом. О дне, когда герцог просто вышвырнул ее из своей жизни. Об этом дне и о днях до этого, с приемами, привилегиями и властью, какую она имела над Мейфэром – непогрешимая любовница герцога Марвика. – Он помолчал, а затем: – Даже вообразить не могу, чтобы она спокойно отнеслась к тому, что в то же самое время он имел отношения с матерями Девона и Уита.

Грейс, не удержавшись, сухо произнесла:

– Ну, его жена не подпускала его к себе… Что же оставалось делать здоровому, физически крепкому аристократу?

Он пробурчал:

– Не так уж долго он оставался физически крепким. – И ей показалось, что это сказано с насмешкой.

Считаные месяцы спустя мать Грейс, герцогиня Марвик, схватила пистолет и позаботилась о том, чтобы старый герцог уже никогда больше не смог насладиться прелестями другой женщины.

– Божий промысел, – заключила Грейс. – Одно из того немногого, что я знаю о своей матери и чем горжусь больше всего.

Его пальцы очертили круг у нее на плече.

– Полагаю, ты пошла в нее своей силой и чувством справедливости.

– И целеустремленности, – поддразнила Грейс.

– Верно. – Она услышала в его голосе улыбку, но голос тут же сделался сухим, как песок. – Полагаю, моя мать с радостью согласилась бы стать ее секундантом в той перестрелке. Ей бы понравилась возможность отомстить ему. – Эван замер, и Грейс тоже не шевелилась, только пальцы продолжали легко, неторопливо выписывать круги. Он продолжил шепотом: – Она ненавидела его за то, что он предал ее, нарушив их контракт. Герцогским любовницам при расставании полагалось выплачивать приличную сумму. Им покупался дом в Эрлс-Корт, назначалось денежное содержание в две тысячи фунтов в год и открытый счет на Бонд-стрит. Ничего из этого он ей не дал. Вместо этого он ее наказал.