Старый герцог наказывал каждую женщину, с которой когда-либо имел дело. Он был бесчеловечной скотиной. Грейс уже открыла рот, чтобы сказать это Эвану, облегчить боль, которая, похоже, сопровождала его всю жизнь. Но прежде, чем успела произнести хоть слово, он продолжил:

– Он наказывал ее из-за меня.

– Нет! – Она вскинула голову, едва слова сорвались с его губ. – Ты же не…

Эван ее остановил.

– Он оставил ей сундук с одеждой. И знаешь, – добавил он, не глядя на нее, – все эти годы, когда она рассказывала мне эту историю, я думал, она говорит про этот сундук, чтобы подчеркнуть отцовские чуткость и отзывчивость. Платья, украшенные жемчугом и расшитые золотой нитью – все это продалось к тому времени, как я начал понимать, что означают жемчуга и золото. Я всегда надеялся, что она рассказывает мне эту историю, чтобы подчеркнуть его человечность, он же знал, на какую жизнь ее обрекает. На жизнь, которую она не выбирала.

Грейс глубоко вздохнула. Господь свидетель, она видела в Гардене и лучшее, и худшее, но с тех пор, как Бесперчаточники начали управлять Трущобами, они делали все возможное, чтобы живущие тут люди могли сами делать свой выбор.

Выбор, обеспечивающий честный труд. И безопасность.

И слишком редко женщины могли позволить себе это.

Эван продолжил:

– Но сейчас, став взрослым, я понимаю, что это не имело никакого отношения к гуманности. Он был в бешенстве. И хотел, чтобы она прожила остаток своих дней с этим сундуком, полным выцветающих шелков, и каждый день вспоминала, от чего отказалась. Ради меня. Он хотел, чтобы она сожалела о рождении сына.

Грейс помотала головой.

– Она не сожалела.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю, – с чувством ответила она, не допуская возражений. – Знаю, потому что прожила в Гардене дольше, чем ты, и видела больше, чем довелось тебе. И я знаю, что женщины, не желающие иметь детей, их и не имеют. А твоя мать пошла на этот шаг. – Она взяла его лицо в ладони. – Герцог не оставил ее ни с чем, Эван. Он оставил ее с тобой. Это был ее выбор.

– И что ей дал этот выбор? – спросил он, и в голосе его послышался гнев. – Она умерла в нищете, всеми забытая. С ней не было даже меня.

Грейс кивнула.

– Верно, и я от души надеюсь, что твой отец сейчас горит в аду за это и за тысячу других грехов. Но ты-то не умер. – В глазах у нее заблестели слезы. – Ты не умер, Эван, и это дар, который она преподнесла тебе.

Он надолго погрузился в свои мысли, но Грейс прервала молчание, чтобы поведать ему свою историю:

– Знаешь, я ведь ее искала.

Его взгляд метнулся к ней.