– Понимаю. Мне тоже нелегко. Мы обещали друг другу разговаривать каждый вечер, но…
– Он и разговаривает с тобой. Каждую ночь. – Эвелин порылась в телефоне, а затем показала мне экран. – Это было два дня назад. Прямо перед тем, как он потерял сознание.
Началось видео, которое кто-то снял из-за кулис. Миллер сидел на табурете в центре пустой сцены, освещенный единственным лучом света. Он играл соло на акустической гитаре и пел песню, которую я никогда раньше не слышала. «Дождись меня», пронзительная песня об отчаянии. Его сочный голос взывал в темную бездну толпы, снова и снова. Он волнами излучал эмоции, тоску, только его музыка была на такое способна. Каждое слово западало мне в сердце.
– Это для тебя, – тихо произнесла Эвелин. – И больше ни для кого.
Видео закончилось, и она молча протянула мне салфетку.
Я промокнула глаза.
– Спасибо тебе за это.
– Ты не должна меня благодарить, – возразила она. – Но и беспокоиться обо мне тебе тоже больше не стоит. Я собираюсь уволиться.
– Что… почему? В самый разгар тура?
– У меня свои причины. – Она повернулась ко мне. – Но он должен перестать работать до полусмерти. Нужно убедить его в этом, особенно сейчас. Звонил его отец.
Я уставилась на нее округлившимися глазами.
– Вот дерьмо, – выдохнула я. – Неужели? Это… Ты уверена, что он?
Эвелин кивнула.
– С тех пор как вышла статья в «Роллинг Стоун». Рэй Стрэттон звонит почти каждый день. Миллер не хочет с ним разговаривать. Даже слышать об этом не хочет.
– О боже… – Я тяжело откинулась на сиденье, сердце болело за Миллера. Как он, должно быть, растерян. Сколько боли должен чувствовать, когда бередят старые, так и не затянувшиеся раны. – Он мне не говорил.
– Потому что не хочет, чтобы ты переживала. Но я переживаю, Ви. И доктор Брайтон тоже.
Седан свернул к отелю-казино «Белладжио» и покатил по круговой подъездной дорожке.
– Завтра он уезжает в Сиэтл, – сообщила Эвелин. – Будет масштабное шоу. Приглашены руководители благотворительного фонда «Руки помощи», и они приведут за кулисы кучу детей. По приглашению Миллера. Я уеду к концу недели. – Она собрала сумку и телефон и надела очки от Гуччи, чтобы скрыть слезы. – Позаботься, чтобы это был его последний концерт.
Эвелин провела меня в казино «Белладжио», через вестибюль, где потолок пестрил буйством красок тысяч стеклянных цветов. Их красота успокаивала бурлившие во мне эмоции. Я шла, задрав голову, тогда как Эвелин быстро шагала рядом, ничуть не впечатленная. Она органично вписывалась в обстановку отеля, я же чувствовала себя немытой и грязной.