— А про то, что в газетах пишут, ты ему сказал? — строгим голосом осведомилась Кира, когда Малиновский, спустя час заглянул к ней в кабинет, Амура принесла им кофе, и Рома теперь с тоской вглядывался в черную гущу на дне своей чашки. Даже подумал о том, а не попросить ли Амуру предсказать ему будущее? Ближайшее. В том смысле, что опомнится Жданов или у него мозги окончательно отшибло. Да еще Кира продолжала его мучить, и выпытывать у него подробности. Рома всерьез опасался запутаться, и сболтнуть чего-нибудь лишнее. Андрей тогда его убьет, непременно. Вот поэтому и обдумывал каждый вопрос Воропаевой со всей тщательностью. В разговоре повисали большие паузы, и Кира злилась, сверлила его свирепым взглядом. Но Рома все равно не торопился с ответами.

— Я сказал.

— А он что?

— Ему все равно, Кира.

Она стукнула по столу кулачком.

— Что она с ним сделала? Вот объясни мне!

— Как я такое объяснить могу? Это выше моего понимания!

— Она — фальшивка, Рома. Она ведь не настоящая. Стала Ждановой, дорвалась до денег и уважения, приоделась, накрасилась… И в это он влюбился? Неужели не видит?..

— Кира, я не знаю! — Малиновский торопливо поднялся. — Мне тоже все это не нравится, но сделать мы ничего не можем. — Выдержал еще одну паузу, и добавил: — Она его жена.

— Жена, — чуть слышно фыркнула Воропаева, когда за Ромой закрылась дверь ее кабинета.

Жена — это лишь слово. Что оно значит? Да ничего! Быть и казаться — вещи разные. А Кира была уверена, что Пушкарева лишь кажется любящей и уверенной в себе. Весь вчерашний вечер она посвятила чтению ее дневника. Правда, надежды узнать какую-нибудь страшную тайну, не оправдались. Записи в дневнике напоминали подростковые. Были пронизаны любовью, восторгом, томлением, присущими влюбленной девушке. Кира читала записи, сопоставляла даты и закипала внутренне все сильнее. Как Андрей мог? Тогда, с Пушкаревой? А потом приезжать к ней, и врать про поставщиков, дела, проблемы, подготовку к совету директоров? А Катя все писала и писала, страницу за страницей, про подарки и открытки, про тайные встречи и жаркие поцелуи. Про обещания Жданова… Про ее жалость к ней, Кире, и свою вину перед ней…

Она ненавидела эту женщину, за каждую строчку, за каждую страницу ее дурацкого розового дневника. За каждое сердечко, за каждое имя Андрея, с любовью выписанное на полях. Небольшое удовлетворение приносили Катины размышления о собственной не совершенности и не идеальности; Пушкарева писала о том, что Андрей не может полюбить такую, как она, и Кире хотелось кричать каждый раз, соглашаясь с ней, вот только смысла в этом уже не было. Екатерина Пушкарева, со своей неуверенностью и не идеальностью была женой Андрея, и он ее выбрал. Он целовал ее в своей машине, в каморке, почему-то не видел или не хотел видеть ее некрасивости, писал ей открытки, читая которые, Кира внутренне замирала, а после начинала плакать, а потом Жданов женился на ней. На этой обезьянке, которая никогда — никогда! — даже соперницей ей не была.