— Хадижу? — насторожилась сестра. — Я сначала думала, что она хорошая, — в голосе Сабиры звучали нотки обиды, — но она вела себя совершенно как испорченные западные девушки.

— Сабира! — чуть повысил голос Самат. — Вспомни, пожалуйста.

— Ладно, ладно, — прозвучал недовольный голос девушки.

Ей явно не нравилась настойчивость брата, но Самату было плевать.

— Она что-то говорила про Францию, — неуверенно начала Сабира, — Да, по-моему, это была Франция. Эми еще сказала, что лягушачьи лапки — это гадость, а Хадижа уверяла, что на вкус они как курица.

— Значит, Франция, — ухмыльнулся Самат, — а куда она думала поступать, не помнишь? — с надеждой спросил он.

— Не знаю, — протянула Сабира, — вроде какая-то Академия, не помню, — фыркнула она, — Самат, что ты задумал? Чтобы ты не решил, оставь эту затею. Хадижа недостойна тебя!

— Сабира, я сам решу, — твердо заявил молодой человек, — Прошу, молчи об этом разговоре. Я люблю тебя, сестренка.

Самат знал, что сестра никому ничего не скажет. В детстве она не раз прикрывала его в шалостях, а иногда и сама в них участвовала. Сестра для него была тем человеком, который никогда не предаст и не откажется от него — недаром они были близнецами.

Ну, что ж, если память Сабиру не подвела, значит, Хадижа во Франции. Самат улыбнулся. Возможно, еще ничего не закончено, и она убежала недостаточно далеко.

* * *

— Мадемуазель Рашид, — голос месье Мельера остановил ее у выхода из мастерской.

— Да, месье?

— До окончания приема работ на конкурс остается чуть больше, чем два месяца, а вы до сих пор молчите, — просматривая какие-то записи, сказал преподаватель, — Вы собираетесь участвовать в отборе?

— Да, конечно, месье, — почувствовала себя неуютно Хадижа.

Она действительно задерживалась с предоставлением работы на конкурс, но то, что она рисовала в последнее время, ее саму не устраивало. Любая тема, идея или образ казались скучным, заезженным до дыр, не достойными внимания. Может, так сказывался страх или усталость, а, возможно, и то, и другое, но Хадиже хотелось верить — самое лучшее, что она сейчас способна нарисовать хотя бы это «ничего».

— Вы очень талантливая девушка, — отрывая свой взгляд от холстов, посмотрел на нее Мельер, — Ваше понимание гармонии цветов, изящность штрихов и, конечно, неповторимый восточный колорит — меня радует и удивляет, что в столь юном возрасте вы уже нашли свой стиль.

Хадижа почувствовала, как щеки запылали от румянца. Неожиданная похвала мастера была по-настоящему приятна.

— Мне очень лестно, что вы думаете обо мне так, — выдавила она из себя робкую улыбку. — Я постараюсь не подвести вас, месье.