На этот раз девушка вздрогнула, услышав его, и медленно подняла на него взгляд. Хадижа была ужасно бледна, глаза блестели от стоящих в них слез.
— Почему она меня бросила? — тихо прошептала девушка.
Дальше наблюдать за развитием событий и гадать, что тут случилось, Зейн не стал. В несколько шагов преодолев расстояние между ними, он молча подхватил Хадижу на руки. Девушка инстинктивно прижалась сильнее, уткнувшись в мужскую рубашку, и закрыла глаза.
Шуршащие шаги по траве, по гравию дорожки, потом шаги по начищенному полу и в конце тихие шаги по ковру. Когда Зейн осторожно сел на постель, все также держа Хадижу на руках, девушка судорожно выдохнула. Аромат сандала успокаивал, хотя противный ком в горле все никак не хотел уходить, мешая полностью вздохнуть. Хадижа боялась открыть глаза, словно как только она это сделает, то слезы будет уже не остановить.
Они так и сидели, не двигаясь, не разговаривая, и только биение сердца мужчины где-то под ухом, не давало Хадиже до конца потерять ощущение реальности. Ее саму охватила тупая апатия, яркая вспышка эмоций сменилась равнодушием, но отголосок боли засел глубоко в груди.
Зейн, почувствовав, что Хадижа перестала дрожать, словно листок на ветру, осторожно спросил:
— Что случилось?
— Очередная «вспышка», — голос был словно чужим, хриплым.
Хадижа откашлялась.
Зейн позвал служанку, и через минуту расторопная женщина принесла стакан воды. Мужчина, все так же, не пересаживая Хадижу с колен, чуть приподнял ее, словно заболевшего ребенка, и подал стакан. Девушка отпила несколько глотков.
— Что ты вспомнила?
Хадижа пожала плечами, переведя взгляд со стакана на руки мужчины. У Зейна они были поистине мужскими, но при этом изящными, с длинными пальцами, руки музыканта, а еще очень теплыми, почти горячими. Хадижа практически неосознанно накрыла своей ладонью его рук в попытке хоть немного согреться, почувствовать живое тепло рядом, под пальцами.
— Не знаю, я даже толком понять нее смогла, что это был за семейный совет, — медленно начала она. — Точно знаю только одно: отец хотел снова взять ее в жены, а она…
Образ уходящей в ночь женщины снова резанул по сердцу, заставляя судорожно вздохнуть, подавляя всхлип.
— По рассказам тети Латифы, Самиры, Зорайде, даже дяди Али, у меня было ощущение, что мама очень меня любила, а получается, что она меня предала, просто отбросила, как часть той жизни, что ей была ненавистна, — тихо произнесла Хадижа.
— Хадижа, — выдохнул Зейн.
Он понимал, что в ней сейчас говорит обида. Обида той маленькой девочки, не понимающей всех сложностей взрослых отношений.