Роберт согласился. Несмотря на явное умственное расстройство, он сохранял полный контроль над своими деньгами. Эрика, единственная близкая родственница, правоспособности его не оспаривала. Однажды, в первые годы их брака, Эндрю спросил ее почему. Ответ прозвучал странно.
«Не могу пойти на это, — сказала она. — Не могу больше причинять ему боль».
К середине февраля два миллиона долларов легли на счет некоего Алекса Стратфорда, адресом которого являлся почтовый ящик на Каймановых островах. Потом Роберт позвонил снова в смятении.
Он побывал у того обрыва. В свертке, который оставил Эндрю, были только туфли девушки.
Где остальные вещи?
«Знаешь, — ответил Эндрю, — два миллиона уже не те деньги, что раньше. Может, удвоим сумму? Тогда отдам тебе остальные вещи. Если нет, отправлю их в полицию».
В конце февраля на тот счет поступило еще два миллиона, затем последовал еще один звонок по секретному телефону Эндрю. Во втором свертке оказалось только белье. Юбки и блузки по-прежнему не было.
— Ты получишь их, Роберт. В конце концов. Но эта треклятая стоимость жизни все время повышается.
Когда в первую неделю марта общая сумма достигла шести миллионов, Роберт получил юбку девушки. Блузку — нет. Блузка была последней и наиболее уличающей вещью. Густо покрытой кровавыми отпечатками пальцев, бросающимися в глаза, вопиющими о виновности.
Эндрю убеждал Роберта, что он получит блузку. Только еще полмиллиона, говорил он. Потом еще, потом еще.
Он держал этого сумасшедшего убийцу на крючке, с удовольствием наблюдая, как тот извивается и корчится.
Так бы и продолжалось, пока Роберт не оказался бы бедняком. Затем, когда Эрика подала бы на развод, Эндрю покинул бы страну, затерялся в дымовой завесе вымышленных имен, переправил бы свои миллионы на десятки счетов, которые невозможно отыскать.
А блузка? Она так и не досталась бы Роберту. Ее получила бы полиция в отправленной из аэропорта бандероли. В конце концов совесть у Эндрю была. Он не позволил бы убийце бесконечно разгуливать на свободе.
План, во всяком случае, был таким. Но теперь довести его до конца стало невозможно.
— Деньги, — запинаясь возразил Эндрю, — уже не вопрос.
Роберт удивил его согласием.
— Для меня они вопросом никогда не были. Я не материалист — во всех смыслах этого слова. Видишь, какой образ жизни я избрал? Думаешь, богатство для меня что-то значит? Я отдал бы его все без сожаления. И не в претензии на тебя ни за деньги, ни даже за предательский способ, которым ты их приобрел. Но я ненавижу тебя, Эндрю. Знаешь почему?
Эндрю стало очень тревожно. Разговор сбился с намеченного курса.