— С другом твоим ситцевым.

— Нет, конечно. В меня же две пули попали, о чем ты говоришь. Какой, к черту, секс. Я там по больницам лежала.

— Да уж, ты такая заводная, можешь и мертвая трахаться. А теперь расскажи мне подробно, что приключилось с моими людьми во Владивостоке. Они до сих пор не вернулись, и от них нет вестей.

— Сколько ты человек посылал?

— Троих.

— Один погиб в аварии. Второй получил тяжелое увечье, а судьба третьего мне неизвестна.

— Пацаны, давайте делайте обратно, как было. Трупы в могилу и все по своим местам, — распорядился Касьян и повернулся ко мне: — Пока ребята будут копать, ты, дорогуша, расскажешь мне всю свою владивостокскую эпопею. Я хочу знать в подробностях, что случилось с моими людьми.

Мне ничего не оставалось делать, как рассказать Касьяну о том, как погиб тот молодой мальчишка в такси, что мне пришлось сотворить с Комаром и про стрельбу у тысячекоечной больницы. Услышав про Комара, Касьян громко заржал и долго не мог остановиться. Когда могила опять встала на место, мы отправились в сторожку к Кириллычу мыть руки. Он сидел с другом, приговаривая второй пузырь какой-то дешевой муры.

— Ну что, ребята, нашли то, что искали?

— Нашли, Кириллыч, не переживай, — ответил Касьян.

— Но вы там хоть все по уму сделали?

— Как всегда.

— Понятненько, — улыбнулся Кириллыч своей противной улыбкой и налил себе стопочку.

— А ты, я смотрю, гуляешь, — сказал Касьян.

— Гуляю, а чего ж не гулять, твои пацаны меня сегодня подогрели.

— На, держи еще. — Касьян протянул ему сторублевую бумажку.

Кириллыч взял и отвесил низкий поклон.

— А того паренька, которого в тот раз твои ребята привезли, я знаешь куда закопал?

— Куда?

— Да к бабке одной. Она в двенадцатом году откинулась. Могила брошенная, никем не ухоженная. Я ей туда квартиранта и подсунул, там его в жизнь никто не найдет. Так что потеснил бабулю, прости мою душу грешную.