- Понимаю. Свистни ребятам скажи, чтобы искали запертое помещение.

Уля перестала шепотом напевать детскую песенку про пропавшую собаку и, опустив голову на скрещенные на груди руки, попыталась сжаться ещё плотнее. Колени, опирающиеся на мокрый грязный бетон пола, уже почти не болели. И страшно, и даже немного приятно. Вот только бы ещё хоть немного согреться…

Девушка и сама понимала, что, сидя без движения, только усугубляет положение, но ни сил, ни желания шевелиться уже не было. Странная апатия, погрузившая все в непонятную дымку, усилилась настолько, что Уля не отреагировала и на раздавшийся в углу шорох. Даже воображение, тут же представившее подкрадывающегося огромного паука оказалось бессильно. Ей было просто все равно.

Плевать, что одежда стала настолько влажной, что только усугубляла охлаждение тела. И на то, что собственные ладони, которыми она сначала опиралась на пол, а потом пыталась тереть свои руки в тщетной попытке согреться, оставили на обнаженных плечах грязевые разводы. И на почти прошедшую дрожь, превратившуюся в ровный, бьющий изнутри мандраж.

Даже на то, что плакать нельзя, а слезы все равно медленно катятся по щекам…

Поэтому и шум за дверью не вывел её из состояния странной полукомы. А вот резанувший по глазам свет все-таки заставил поморщиться и попытаться отвернуться.

- Твою мать…

Голос был знакомым, но кто это, Уля не сразу сообразила, даже когда чьи-то руки с силой подняли её с пола и хорошенько встряхнули.

- Говорить можешь? - Девушка не ответила, только поморщилась от ставшего ещё более ярким луча фонарика, направленного прямо ей в глаза. – Не отворачивайся!

Только сейчас она поняла, что это Саша – брат Лебедевых. Интересно, что он здесь делает? Ещё один друг, который оказался вдруг?

- Вот так, молодец, - несколько секунд полюбовавшись на кривящуюся Ульяну, он убрал руки и чего-то там зашуршал. А потом на её плечи легло что-то настолько восхитительно теплое, во что можно закутаться, что девушка вцепилась в ткань изо всех сил. – Так, давай сразу – тебя били? – Отрицательное покачивание головой. – Насиловали? – Тот же жест. – Замечательно, значит, придерживайся за мою шею.

Она перестала судорожно сжимать веки, только поняв, что они вышли на улицу. Более размытый свет, проникающий даже сквозь сомкнутые ресницы, ветер, тут же принявшийся играть краем подола куртки Саши и мелкие капли дождя, падающие на лицо. Эта противная холодная морось, даже несмотря на снова вернувшуюся дрожь, была просто восхитительной. Захотелось открыть рот и поймать капли языком, чтобы почувствовать их вкус. Вот только зубы стучали так, что были все шансы язык себе откусить, тут уж лучше не рисковать.