- Нормально… - тембр её шепота не изменился, и Уля устало опустилась на подушку, снова зажмурившись.

- Не смей засыпать, а то оболью холодной водой.

В принципе, не такая и дохлая затея, может, хоть температура снизится…

Найти в доме у редко болеющего человека градусник всегда отдает подвигом, но, переворошив все полки в ванной, Андрей его все-таки отыскал. Когда мужчина вернулся в спальню, Уля уже снова свернулась в компактный клубок на самом краю матраса и лежала так тихо, что невольно вызывала самые нехорошие ассоциации.

Чтобы снова растолкать девушку и сунуть ей градусник, ушло ещё несколько минут. И почему-то у Андрея закрались подозрения, что за это время она стала только горячее…

Неутешительные тридцать восемь и девять начала зарождающегося за окошком утра тоже не улучшили.

Странное самочувствие. Уле было одновременно холодно и жарко, причем сменялись эти состояния с такой скоростью, что девушка не успевала отбросить одеяло, чтобы немного остудиться, а тело уже начинала колотить дрожь холода. И голова не просто болела, а гудела, как церковный колокол, позвонить в который пришел по очереди весь приход.

Зато теперь куда-то делся тот страх, от которого она вскидывалась несколько раз за ночь. Тени присмирели, наверное, испугались хозяина квартиры, лежащего совсем рядом, и больше не буянили, послушно усевшись по углам, как сторожащие добычу псы. Правда, иногда они начинали рычать, вот, как сейчас, например…

А, нет, это Андрей.

- Я кому сказал – пей!

Он совал ей в руки чашку с чем-то не очень аппетитно пахнущим. Точнее, сам запах апельсина отторжения не вызывал, но вот слишком уж он был концентрированным. И чашка неприятно горячая.

Зато теперь Уля смогла понять, что значит фраза «Как песка в глаза насыпали». Их было больно открывать, а уж про то, чтобы посмотреть на яркий свет, и вовсе можно было забыть – тут же начиналась дикая резь, и текли слезы.

А напиток она все-таки выпила, хоть под конец и передернулась от омерзения, особенно, когда на зубах заскрипели не растворившиеся крупинки лекарства. Да и глотать было очень больно, пришлось почти проталкивать противное питье, но брошенного искоса взгляда на сидящего рядом Андрея было достаточно, чтобы не возражать. Потому что, судя по выражению его лица, проглотить жаропонижающее все равно пришлось бы, а добровольно или насильно – дело вторичное.

Наверное, все-таки простудилась…

И губы сразу полопались, покрываясь лохмотьями ссохшейся кожицы, которые Уля невольно пыталась скусить, и вовсе заставляя трещины кровоточить.