Глава 29
Она слышала, как Андрей её звал, только возвращаться совсем не хотелось. И не потому что унизительно, когда тебя, фактически, называют гулящей, просто не сможет. Потому что не хотела, чтобы он видел, как она плачет. А ещё, потому что, как казалось Уле, стоит только на него посмотреть, станет ещё больнее.
Как будто это возможно.
Вот ведь многое представляла, так надеялась, что для него это будет радостью, но это… Уля не знала, что хуже – услышать, что ребенок ему просто не нужен и предложение от него избавиться или когда тебя спрашивают, кто его отец. Но ещё больше она не понимала, откуда у него вообще эти дикие мысли. Неужели сам не замечал, как она на него смотрит, что он для неё не просто любимый человек, а единственный, и других просто не существует?!
Слезы все-таки потекли, но как-то странно, без всхлипов, без истерики. Как кровь из раны, капля за каплей. Но легче от этого почему-то не становилось, только стало трудно дышать, да и вдохи получались какие-то слишком уж громкие и резкие. И так в груди давит, что перед глазами начали расплываться яркие круги, не факт, что она вообще выдержит, если боль станет сильнее.
Через несколько десятков метров стало ещё хуже, потому что начала кружиться голова, а ноги – подкашиваться.
А ствол у сосны очень приятный, холодный и шершавый, пусть ладони прилипли, испачканные смолой. И запах у неё резкий, такой, что, глубоко втягивая его в себя, постепенно начала соображать, где она и что происходит. Хотя тошнота все ещё не отступала, поэтому поднимать голову Уля не спешила.
В темноте мало что можно было разобрать, но холод промерзшей земли под коленями ощущался особенно отчетливо. Похоже, она на какое-то время потеряла сознание, иначе с чего стоять в такой позе посреди парка, прижимаясь к толстому стволу сосны? Ещё бы понять, сколько она так провела…