— Точно не! Но только молчи! Не надо… ты понимаешь меня? Не надо… сейчас… Приедешь, тогда поговорим. Беспроводным образом.

— Ну так я приеду. Такси попробую вызвать…

— Только если у тебя есть спецталон на ночной вызов.

— Да валялся где-то, академический.

— А отца твоего точно можно теперь одного оставить?

— Можно. А вот тебя нельзя.

— В смысле? А, понял! О, это прекрасный смысл!

Я и не чаяла, что можно в наши дни в Москве в течение получаса ночью машину получить. Повезло. Где-то свободный таксист рядом оказался. А по пустому городу машина домчала меня за десять минут.

Я думала, что любовь снимет напряжение, но мы занимались ею слишком сосредоточенно, слишком старательно, умственно, не любили, а пытались получить терапевтический эффект. При этом присутствие Шебякина за стеной давило, приходилось разговаривать шепотом, и ласкать друга молча, и молча кончать. Главное было — не вскрикнуть в конце. Но потом стало легко. Саша лежал на боку, прижавшись ко мне, и нежно касался пальцем то подбородка, то уха, то губ. А я пыталась этот палец поцеловать, а он его отнимал в последний момент.

— Это такие салочки, — шепотом сказал он.

— А вообще, можно в принципе вот так всю жизнь лежать и любоваться… этим всем. И не надо больше ничего… Еще если трогать чуть-чуть разрешат… Во-от здесь… ну и тут совсем чуть-чуть. И вот там…

— Эту песню я уже слышала, — сказала я, уворачиваясь от его пальца. — Однако практика показыва…

Но тут он залепил мне рот поцелуем. И мы лениво, но чувственно, не спеша, стали целоваться, и уже начали потихоньку возбуждаться опять, как вдруг Саша оторвался от меня и сел в кровати. Как будто что-то вспомнил.

— Что такое? — спросила я. — Пост коитус омне анимал тристи? После акта любви каждый зверь печален?

— Мне в полночь звонила Лида, — шепотом сказал Саша. — Это заведующая секретариатом нашим. Сказала, в восемь утра начальство собирает всю мою группу для срочного совещания. А потом она не удержалась и говорит: по страшному секрету могу сообщить. Поймали предателя-то! Точно говорю: поймали. Только ты меня не выдавай, это должен быть сюрприз. Так что все, говорит, Санёк, готовь лацкан для ордена! Я пытался ее еще расспросить, но она испугалась, что и так наговорила лишнего. Попрощалась и повесила трубку. Я попробовал коллегам дозвониться, но никто трубку не взял. Наверно, спали уже. Так что вот я не знаю, что и думать. Кто может быть этот предатель? И какие-то предчувствия у меня нехорошие… Может, я сам себя поймал, а? В результате блестяще проведенной операции?

— Что ты такое говоришь, Саша, окстись!