— Не могли бы мы называть его Робертсом? — произнес дедушка. — Мой сын Джек был мертв для меня уже долгие годы. Мне было бы легче думать об этом человеке как о Робертсе.

— Вы все же признаете, что это ваш сын?

— Так мне сказали.

— Вы, без сомнения, прочитали в газетах, что вашего сына не убили на войне, как ранее предполагалось, а он дезертировал.

— Вы пришли рассказывать нам то, что мы уже знаем, инспектор? — Бабушкин голос звучал презрительно.

Совсем не время разыгрывать гранд-даму, подумала Аликс. Неужели бабушка этого не понимает?

Инспектор Притчард проигнорировал ее выпад.

— К несчастью, он не просто дезертировал. Конечно, этот поступок сам по себе является преступлением, подлежащим суду военного трибунала, но он один не стал бы предметом интереса моего ведомства. Дело в том, что после бегства из армии этот человек перешел на сторону врага. Он попал в плен, освободился в конце войны и сделал выбор в пользу Германии. Взял себе фальшивые имя и фамилию и поселился в Берлине. Позднее принял германское подданство. Не думаю, что эти обстоятельства освещались в газетах, — добавил он.

Берлин! Тот ночной город. Яркие образы замелькали в голове Аликс: освещенные фонарями волнующе-опасные улицы; мужчины, одетые как женщины; танцы в ночных клубах; зловещие люди в черной форме возле блестящих черных машин.

Такой Берлин сейчас. Был ли он таким же сразу после войны?

Нет, столица побежденной страны в ту пору, вероятно, представляла собой горестное зрелище, печальный город, едва ли привлекательный для житья. Однако именно его дядя Джек выбрал своей новой родиной.

Неторопливо сделав несколько глотков чаю, инспектор снова заговорил, видимо, не чувствительный к многочисленным взорам, следящим за каждым его движением.

— Я полагаю, ваш сын бегло говорил по-немецки, сэр Генри?

— У него была немецкая гувернантка. Он часто сопровождал меня в поездках по Германии перед войной.

— Вы питаете слабость к этой стране? У вас там друзья?

— У меня нет ни времени, ни малейшего желания для национал-социализма, или фашизма, инспектор, если вы намекаете на что-то подобное. Да, я антикоммунист, но как бизнесмен и человек не ощущаю ничего, кроме отвращения и презрения к Гитлеру и его команде. Я ответил на ваш вопрос?

Инспектор не ответил сэру Генри, а обратился к леди Ричардсон:

— А вы, леди Ричардсон? Тоже не одобряете нынешний режим в Германии?

— Мои политические взгляды — мое личное дело.

— Вы питаете симпатии к фашизму?