Караван вышел в путь на рассвете — тысяча верблюдов, груженных духами и косметикой из Египта, к которым по пути прибавятся цветное стекло из Сирии и меха из степей Евразии — и все это повезут в Китай, жители которого питают подлинную страсть к этим вещам, чтобы обменять их на шелк и нефрит, к которым неравнодушны обитатели Запада, и вернутся с ними обратно. Иногда они встречали странников, направлявшихся в Китай, — жонглеров, акробатов, певцов, фокусников, а с Востока в Европу шли монахи, ученые и исследователи. В пути им встречались дикие животные и съедобные растения, но Катарина с доном Адриано были обеспечены провизией: у них были хлеб, сухофрукты, солонина, твердый сыр и много воды. Им было хорошо вот так, втроем: дон Адриано — защитник и глава семьи, Катарина в роли матери и Бюльбюль — их «сын». Постепенно жизнь и силы возвращались к Адриано. Он снова физически окреп, и во взгляде его сияла прежняя сила. Катарина только однажды сказала ему, что он может ехать в Иерусалим, что он не обязан вместе с ней совершать это длинное путешествие в Самарканд, но он приказал ей умолкнуть, поклявшись, что не покинет ее до тех пор, пока не выполнит обещание, данное Асмахан. А потом они вместе отправятся в Иерусалим.

Катарина, которая когда-то думала, что повидала почти весь мир, впервые в жизни увидела пустыню и познала таинственный ужас песчаных бурь, которые поднимались так неожиданно, что смерть грозила зазевавшемуся страннику. Они с Адриано довольно быстро научились угадывать ее приближение по верблюдам; если животные вдруг начинали храпеть и зарывали головы в песок, это означало приближение песчаной бури, несмотря на то, что день был ясным. Всадники спешили прикрыть лицо, налетала буря, яростная и стремительная, но уже через минуту стихающая.

Караван двигался по золотым пескам под синим небом, по которому ветер гнал белые облака, под сенью изумрудных пальм, Катарине, державшей на руках Бюльбюля, путешествие казалось все более нереальным, пока верблюд, равномерно покачиваясь на ходу, вгонял их в полудрему. Перед ними ехал дон Адриано, широкоплечий и надежный, человек глубокой веры и преданный Господу, человек, хранивший в себе тайну.

Она не могла точно сказать, когда полюбила его. Может быть, тогда, когда впервые увидела его в Венеции. Или наблюдала, как он молится на борту португальского судна. Или когда они спали, обнявшись, на пустынном острове, и им казалось, что кроме них на земле не осталось ни души. Но, когда бы это ни произошло, она хранила свою любовь в тайне, потому что у дона Адриано был свой путь, а у нее — свой. Она никогда не откроется ему, ее любовь останется с ней — в том потаенном уголке сердца, где уже были ее мать, отец, а теперь спасшая их от смерти несчастная Асмахан.