Так как Грейс отправила Ральфу телеграмму об их прилете, он ждал их возле посадочной полосы неподалеку от Энтеббе. На рукаве его костюма цвета хаки был повязан траурный бант.

Братья обнялись, затем Ральф обернулся к Грейс.

— Прими мои соболезнования, Ральф, это тяжелая утрата.

Затем Ральф повернулся к Моне и обнял Мону.

— Я рад, что ты приехала, — пробормотал он, и она взглянула на этого мужчину, который выглядел очень усталым и казался каким-то бесцветным по сравнению со своим братом. Она удивилась, что когда-то находила в нем что-то интересное и привлекательное.

— Твой отец… — начала Грейс, стоя у открытой дверцы «шевроле» Ральфа.

— Он принимает по тридцать крупинок хинина в день, но его состояние стабилизировалось.

Грейс покачала головой и прошептала:

— Благодарю, Господи!

— Это был просто кошмар, — продолжал Ральф, — когда практически все вокруг заболели малярией. — Его голос сорвался.

Джеффри положил руку ему на плечо.

Ральф смахнул слезы.

— Это было безумие. Какая-то необычная мутация, как объяснили нам эксперты из медицинского департамента в Макерере. Мама отошла быстро, слава богу! Она была тяжело больна. Следом Гретхен перенесла тяжелейшую болезнь. Теперь она здорова, но, боюсь, вы не узнаете ее.

— Ральф, — тихо сказала Грейс, борясь с комом в горле, — пожалуйста, отвези нас к своему отцу.

Сэр Джеймс сидел в постели и отказывался от чая, выпить который его уговорила дочь. Когда все четверо вошли в спальню, он замер на полуслове, как человек, который не может поверить своим глазам.

Джеффри подошел к нему, присел на край постели и обнял отца.

— Спасибо, что приехали, — поблагодарила Гретхен Мону и Грейс.

Мона была потрясена. Ральф предупреждал ее, что она не узнает свою подружку. Гретхен выглядела намного старше восемнадцати лет.