— Ты просто хочешь наказать меня.

Айрин откинулась на спинку стула. Странно, она уже не чувствует ни усталости, ни гнева, ни сильной скорби. Наоборот, впервые после того, как ей сообщили о смерти Долли, она почувствовала себя сильнее, увереннее и, кажется, стала что-то соображать.

— Наказать тебя? Лео, посмотри на себя. Даже если бы я захотела тебя наказать, а я не хочу, ты уже наказал себя. Ты сказал, что жил, как зверь, ну, это был твой выбор.

— Я сделал это ради тебя!

— Может быть, ты в это верил. Может быть, тебе было необходимо в это верить, мне все равно. Страдает невинный ребенок, моя внучка, и я должна думать о ней. И впервые за нашу жизнь я на первое место ставлю себя. Впереди тебя, Лео. Впереди кого угодно.

Айрин почувствовала что-то еще. Не ярость. Как ей надоело чувствовать эту ярость, это отчаяние! Может быть, она почувствовала капельку веры… в себя.

— Я поступлю так, как для меня будет лучше. Я еще должна подумать, но я точно перееду, скорее всего, поближе к Шайло. Когда все закончится, я заберу свою половину всего, что останется, и оставлю тебе твою половину.

Лео снова дернулся, будто она ударила его по лицу.

— Ты бросаешь меня здесь, в тюрьме, когда мне нужна жена рядом?

— Тебе, опять тебе! — Айрин покачала головой. — Привыкай к тому, что твои нужды идут после моих и Шайло. Я бы осталась с тобой, Лео. Я бы исполнила свой долг и осталась бы с тобой до любого конца и любой ценой, но ты сам изменил все это, когда бросил меня в беде.

— Теперь ты выслушай меня, Айрин. Прошу тебя. Кто-то взял винтовку и ружье прямо из нашего дома. Чтобы уничтожить меня.

— Ради спасения твоей души надеюсь, что это правда. Но ты и Долли давно превратили наш дом в поле битвы, и вам обоим было плевать на меня. Долли бросила меня, не оглянувшись, а когда мы вернули ее — ведь родители всегда горой за своего ребенка, — она лгала и строила козни, как прежде. И вы воевали друг с другом, как прежде. А я была между вами, тоже как прежде.

«Бог мне поможет, — думала Айрин. — Я буду горевать по своему ребенку до конца жизни, но я не буду горевать по той войне…»

— Долли нет, моя вера пошатнулась. Я даже не могу утешить себя тем, что все случилось по божьей воле. Ты бросил меня одну, когда я больше всего нуждалась в поддержке. Я не знаю, что сделал ты или не сделал, но знаю, что не могу на тебя положиться, поэтому я должна стать самостоятельной. Давно пора.

Айрин поднялась.

— Обратись к своему адвокату. Тебе нужен он.

— Я понимаю, как тебе горько. Я понимаю, что ты на меня злишься, и думаю, что ты имеешь на это право. Но, пожалуйста, не бросай меня сейчас, Айрин! Я тебя умоляю!