При трудном быте такая человеческая сплоченность бывает довольно полезной… Когда пришел момент решать вопрос с дачей, покладистость Вячеславовых жен оказалась очень кстати. Дачу сняли одну на две семьи.

Вячеслав Ревич не делал между дочками различий. Может быть, поэтому, не чувствуя необходимости соперничать из-за отца, они в первый же дачный сезон очень сдружились.

Вообще эта жизнь одним домом оказалась довольно гармоничной. Две разные женщины составляли единое и гармоничное целое. Людмила, мать Марины, была умной, а Алина, мать Риты, — доброй.

Одна могла поддержать, дать дельный совет. Другая во всем соглашалась и боготворила. Одна защищала кандидатскую, читала толстые журналы, посещала театры. Другая хорошо гладила, штопала и готовила. Одна была другом и дельным советчиком. Другая — чудесной любовницей. Разве может все это соединиться в одной женщине?! А тут, если все сложить, то в среднеарифметическом результате — на выходе — Вячеслав Петрович имел умную и добрую, с диссертацией и хорошо штопающую интеллектуалку с культурными запросами и покладистую кухарку, т. е. идеальную женщину. Немудрено, что все они жили душа в душу.

Но то, что внутри этой странной семьи воспринималось уже совершенно естественно и вполне всех устраивало, конечно, не могло казаться естественным окружающим.

Афишировать эти отношения и ставить мир в известность об этом полигамном рае они не стремились. Люди могли не понять. Поэтому для соседей и дачных знакомых Людмила была женой Ревича, а Алина — родственницей. И маленькие девочки очень рано поняли, что существует тайна, которую следует хранить и не открывать посторонним. Никому нельзя было говорить, что они сводные сестры. Они — подружки, дальние родственницы, только и всего. И девочки умело эту тайну хранили. Тайна, настоящая взрослая тайна, придавала их отношениям особую доверительность и делала дружбу особенно крепкой, несмотря на разность характеров: Марина — капризная и своевольная, Маргарита — преданная, послушная, ласковая.

…Прямо от их дачного дома в глубину зарослей бузины и ежевики уходила узкая, протоптанная в высокой траве тропинка… Пропетляв минут пять, она выводила к берегу реки, где стояла дощатая купальня, когда-то выкрашенная голубой краской, которая уже облезла голубыми чешуйками.

Где-то недалеко была раскаленная, наполненная духотой, не остывающая даже на ночь Москва, а здесь… здесь не было даже комаров!

А из-за того, что река круто изгибалась, было ощущение абсолютной безлюдности… Хотя за поворотом реки, совсем рядом, буквально в двух шагах, были точно такие же купальни и тропинки, ведущие к другим дачам…