После этого Джереми перестал смеяться и стал каким-то печальным. Я думаю — жена нравится ему гораздо больше, чем он готов показать отцу. Но у Карла есть… забыла, как это называется? Влияние, вот! Он пользуется таким сильным влиянием на Джереми, что тот готов для него на все, пусть даже к чему-то у него и не лежит сердце.

Хотела бы я знать, как он на самом деле относится к своему ребенку? Не что́ он говорит Карлу или мне, а что́ он чувствует? Сама я даже не знаю, чего бы мне хотелось больше — чтобы он любил своего новорожденного сына или чтобы был к нему безразличен.

Если Джереми любит малыша, ему будет очень трудно довести до конца их с Карлом план и оставить ребенка с Амелией. Я-то знаю, как это бывает… Когда кто-то или что-то разлучает тебя с твоим ребенком, ты чувствуешь себя так, словно у тебя вырвали половину сердца. Именно так я жила много-много лет, но… не знаю. Может, у мужчин все иначе? Надеюсь — хочу надеяться! — что иначе, потому что боль, которую в свое время испытала я, слишком сильна. Такого не пожелаешь и злейшему врагу — что уж говорить о своем собственном сыне?

А теперь у меня новая причина для беспокойства: Авганистан (не знаю точно, как пишется это слово). Джереми скоро отправляется туда, и я вижу — он рад снова вернуться на войну. Он прошел Ирак, но не получил ни единой царапины, хотя я видела по телевизору, как там опасно (эти бешеные арабы бросаются на наших мальчиков так, словно те отняли у них самое дорогое и не хотят отдавать). Слава богу, он вернулся домой целым и невредимым, и я была очень рада. Мне опять придется переживать за него — как он там, мой Джереми? Карл издевается и смеется над моими страхами. Он говорит, что Джереми его плоть и кровь — крутой парень и прирожденный убийца, который не испугается грязных талибов и не даст им себя подстрелить. Но я все равно волнуюсь. А то, что говорит мне Карл, я стараюсь не принимать близко к сердцу. По идее, я должна радоваться, что Джереми умеет о себе позаботиться. Но мне не слишком приятно думать, что мой сын, мой маленький малыш, умеет убивать с такой же легкостью и хладнокровием, что и его отец (правда, справедливости ради надо сказать, что за последние несколько лет Карл никого не убил, ни единого человека!).