— Скажи мне!..

— Сказать — что?

— Чего ты хочешь добиться?

Несколько секунд они стояли неподвижно и, тяжело дыша, сердито глядели друг на друга.

А еще через несколько мгновений Доусон привлек ее к себе и начал целовать с такой неистовой страстью, с такой жадностью, что это испугало его самого. И все же остановиться он не мог, даже если бы хотел. Неожиданно для него Амелия вдруг ответила на его поцелуи не меньшим пылом. Долго сдерживаемый страх, глубокое отчаяние и подавленное желание вдруг выплеснулись наружу кипучим, обжигающим потоком и захватили обоих. Они целовались яростно, почти ожесточенно, позабыв обо всем на свете. Лишь в короткие секунды просветления Доусон вспомнил о полицейских, которые патрулировали пляж и наблюдали за домом. Подхватив Амелию на руки, перенес из гостиной в коридор, где их нельзя было увидеть снаружи. Там он снова опустил ее на пол и, прижав всем телом к стене, принялся с новым жаром терзать ее губы поцелуями.

Сейчас в его теле проснулись все долго дремавшие инстинкты, они полностью овладели его разумом и волей и требовали только одного: быстроты и самого полного и глубокого обладания. Не тратя времени даром, Доусон принялся стаскивать с Амелии футболку, к верхней части которой был пришит тонкий лифчик. Как только он отшвырнул ее в сторону, голые груди Амелии закачались перед самым его лицом, и он рефлекторно накрыл их ладонями. Одновременно Доусон принялся ласкать губами ее мгновенно напрягшиеся тугими узелками соски́, которые он с удовольствием втягивал как можно глубже в рот.

Амелия тем временем ощупью расстегивала его брюки. «Молния» подалась сразу, и ее рука скользнула внутрь, завладев его естеством, сжимая, поглаживая, скручивая, лаская.

— О боже!.. — выдохнул Доусон и, упершись лбом в стену над ее плечом, крепко стиснул зубы, стараясь отдалить неизбежную развязку. — Стой! Не торопись, милая, ладно?

Ткань ее юбки была легкой и тонкой. Просунув под нее руки, Доусон на мгновение запутался в пене кружев, но потом нащупал путь и почувствовал, как его пальцы погрузились в ее горячее, мягкое и влажное лоно. Трусики мешали ему, и он спустил их как можно ниже, чтобы они не мешали ему наслаждаться необыкновенным уютом и шелковистым теплом ее женственности.

Амелия машинально стиснула бедра и застонала от удовольствия.

— Еще!.. Еще! — лихорадочно шептала она.

Доусон приподнял ее, она обхватила его ногами, и через мгновение он был уже глубоко внутри. Он забыл об осторожности, о том, что может причинить ей боль, и только наращивал стремительный ритм, совпавший с их учащенным дыханием. В какой-то момент Доусон все-таки подумал, что должен дать себе и ей время приспособиться, принять более удобное положение, просто перевести дух, но остановиться он не мог. Его выпады были стремительными и мощными, а Амелия почти с такой же силой двигалась ему навстречу, и только с ее губ, смешиваясь с частыми, хриплыми вздохами, срывались короткие, невнятные слова и восклицания — свидетели ее собственного неистового и неутолимого желания.