Его не покидало ощущение чужого присутствия. Кто-то, — будто великий Шива или грозная богиня Кали, — неусыпно наблюдал за ним, подстерегал каждый его шаг, каждое движение, каждый вздох. Если на даче была бы засада, его давно бы схватили. А раз он до сих пор свободен, значит…

Что это значит, Шестаков не знал. Он перепутал вымысел с реальностью, его мозг, отравленный гашишем, отказывался анализировать информацию и делать надлежащие выводы.

Он взялся за голову и промычал что-то невнятное. Слова Али, которые он слышал по телефону, всплывали в его памяти, тревожили. Она сказала нечто важное. Нечто значительное…

Сколько он просидел в сарае в полном замешательстве и смятении? Минуту, полчаса, час? Это длилось, пока в его заторможенном сознании не произошла солнечная вспышка, протуберанец.

— О, Шива!.. — вырвалось у него. — Ты вразумил меня! Ты указал мне путь…

Голубая фигура Кали колыхалась во мраке ночи, источая ужас. Доктор ринулся прочь, забыв об осторожности. Он ничего не замечал, его взгляд ни на чем не задерживался. Он торопился туда, где стояла его машина: белый «Форд» в черном лесу.

— Я знаю, что мне делать… знаю…

Кали скользила за ним, роняя на траву капли крови. Это была кровь ее безжалостно растерзанных жертв. Шестаков ощущал за спиной горячее дыхание богини. Оно обжигало его, гнало вперед. Кали смеялась, ее забавляла погоня. Ее смех походил то на лягушачье кваканье, то на собачий лай. Ее шаги становились все громче. Доктор боялся обернуться, чтобы не встретиться с ее пылающим взором, не увидеть гримасу смерти на ее лице…

Он остановился, когда уперся в бампер своего автомобиля. Достал брелок. Сел за руль. Проверил, на месте ли толкушка. Не уронил ли он ее по дороге, не потерял ли.

— Аленький!.. Ты… ты…

Он не находил слов для обращения к той, которая обещала сделать все, что он велит. Не каждый способен выполнить свое обещание. Тамара не была способна. Она вышла из подчинения, и он мог укротить ее только в постели. Правда, они занимались любовью все реже. Маша тоже не оправдала его надежд. Пылкая испанка обожала корриду, но мужчина — не бык на арене.

Об Эрне ему было противно вспоминать. Поэтому он вернулся мыслями к Маше Рамирес.

— Я не тореадор, — шептал доктор, нажимая на педаль газа. — Я врач и маг… Я садху, странствующий по пустыне… Я Шива, который спит и видит дурной сон…

Разве богов посещают дурные сны?

Он выехал на шоссейку и прибавил скорость. Он был слишком возбужден, слишком занят своими мыслями, чтобы заметить скользящий сзади темный автомобиль…