Она передернула плечами.

— Я использую его как пресс-папье.

— Н-да.

— Под ним лежат рецепты всяких вареньев.

— Что ж, а почему бы и нет? В конце концов, это всего лишь самый крупный алмаз в мире.

— Если бы ты видел тогда дядю Джоханнеса, то, наверное, поступил бы так же.

— Я не варю варенье.

Она пропустила его замечание мимо ушей и рассказала обо всем, что произошло тогда в маленькой церкви Дельфшейвена, когда дядя вручил ей мятый бумажный пакет, в котором оказался завернутый в выцветший бархат камень.

Когда она закончила, Мэтью спросил:

— А как Менестрель оказался в вашей семье?

— Если верить легенде, то вот как. Пеперкэмпы помогали евреям, бежавшим в Амстердам сначала из Лиссабона, а потом из Антверпена. В то время эти города были столицами алмазного дела. Пеперкэмпы помогли беженцам обосноваться в Амстердаме, и те вновь начали торговлю алмазами и бриллиантами. Мои предки всегда выступали за национальную терпимость и религиозную свободу.

— Сами они тоже занимались алмазами?

— Нет, они были обычными торговцами. В Нидерландах тогда было очень неспокойно. Сто лет шла война с испанцами. Она началась сразу после коронации Филиппа Второго в 1556 году. Он был ярым противником протестантства и издал ряд жестоких указов, чем вызвал мятежи в северных провинциях. Восстания вспыхивали одно за другим, обе стороны не знали милосердия — и так продолжалось до самой смерти Филиппа, до тех пор, пока не была разбита Испанская Армада. И тогда наконец, примерно к 1609 году, испанцы убрались из Нидерландов. Пеперкэмпы к тому времени уже прославились тем, что защищали — как мы теперь это называем — права человека. Но они здорово поплатилась за свои взгляды, которые не нравились ни испанцам, ни протестантским экстремистам, и несколько человек из нашей семьи были замучены и казнены.

Слухи о Камне Менестреля ходили с давних времен, но сам он попал в нашу семью только в 1581 году. Это было за три года до того, как Свободные Католики за обещанную им Филиппом Испанским награду убили Вильгельма Оранского. Камень был дарован моим предкам за понесенные ими страдания, он не предназначался никому из них лично. И он прямо и бесповоротно привел их в алмазное ремесло. Они не знали, что делать с камнем, не представляли себе его ценность и решили между собой, что алмаз должен остаться необработанным; он будет служить напоминанием о тех, кто погиб, и о тех, кто выжил их стараниями. Они считали, что камень не может принадлежать им. Он не должен принадлежать никому. Они будут только его хранителями. Никто не должен знать наверняка о существовании этого алмаза, о его характеристиках, о его стоимости. В каждом поколении есть основной хранитель — человек, которому доверено нести эту традицию. И только он — а до меня это всегда был «он» — может распоряжаться камнем и решать, обработать его или нет, то есть определять его судьбу. Все, что касается алмаза — его легенды, его традиции, его тайны, — все определяет этот человек.