— Откуда ты знаешь?

— Старк, пора бы уж понять, что у женщины, которая красит ногти в цвета африканской фиалки, есть чутье на определенные вещи. Только не забудь пригласить на свадьбу, ладно? Иногда, когда подворачивается возможность, я люблю выйти в свет на каблуках.

— Господи! О чем ты говоришь?

— О твоей пианистке. Ради Бога, женись на ней, Старк.

— Фелди, я знаком с этой женщиной всего две недели.

— Да, — протянула Элис Фелдон, — но ждал ты ее, если не ошибаюсь, что-то около тридцати девяти лет.

Катарина, лежа в своей большой кровати в элегантно обставленной спальне на Парк-авеню, ласково улыбнулась дочери, присевшей на край постели. Доктор настоял на том, чтобы она пару дней не вставала, так как в рану на руке попала инфекция. Но ей наложили шину, и она принимает антибиотики, так что скоро все будет хорошо. Жаль только, она не сможет испечь к празднику speculaas.

— Хендрик де Гир был нашим другом. Джоханнес, Вильгельмина и я дружили с ним с самого детства, — спокойно рассказывала она. — Во время войны он работал информатором в Сопротивлении. Он передавал сведения, полученные от голландской Зеленой Полиции. Мы называли их чернорубашечниками из-за формы. Думаю, мы ненавидели их даже больше, чем немцев. Ведь они были голландцами, нашими соотечественниками. Хендрик выполнял очень опасную работу. Но его никто не заставлял, это был его собственный выбор. Он знал, что рискует.

— А правда, что он был на стороне нацистов?

Катарина печально покачала головой.

— Он не был ни на чьей стороне. Он был только за себя, Джулиана. В ту последнюю, страшную зиму все мы ужасно страдали. Наше положение мало чем отличалось от положения тех людей, которых мы прятали. Силы были на исходе. И однажды к нам пришел Хендрик. Он был уверен, что нацисты подозревают нас, но обещал отвести подозрения и достать нам немного еды и угля. Однако он должен был что-нибудь предложить им взамен. Отец с Джоханнесом решили рассказать ему о Менестреле. Вильгельмина с самого начала была против, но они уже не знали, что делать, и были в отчаянии. Они ничем не могли помочь людям, которых прятали. Мы сами едва не умирали от голода и холода. Наше положение было безнадежным, и мы доверились Хендрику.

— Вы же никак не могли проверить его, — сказала Джулиана.

— Да, наверное. Хендрик не сказал нам главного — нацисты уже стали подозревать и его, так что Менестрель был нужен ему для собственного спасения. Менестрель не помог нам. Джоханнес с отцом вручили мне камень и отправили к Хендрику. Думаю, они знали, что он не причинит мне вреда. Но было слишком поздно. Офицер, который заподозрил Хендрика в двойной игре, хорошенько нажал на него, и тот все рассказал. Он сообщил, что мои родители участвуют в Сопротивлении, выдал Вилли, выложил, где скрываются Джоханнес, Анна, Штайны. Он думал, что опередит нацистов и успеет предупредить нас, но ему это не удалось. Арестовали всех, только я и Хендрик остались «на свободе». Он, конечно, мог бы забрать камень и выдать меня, но он все-таки спрятал меня в надежном месте, и исчез сам, не взяв алмаз.