Никакой предварительной оценки среди почты не оказалось, однако Грейс наткнулась на кое-что другое – белоснежный конверт, на вид совершенно обычный. И марка самая стандартная – развевающийся американский флаг. Адрес же (ее адрес, ее адрес в Коннектикуте) был написан в любимой всеми врачами манере – человек непривычный ни слова не разберет, но Грейс сразу узнала почерк мужа, Джонатана Сакса. Глядя на конверт, Грейс забыла, как дышать. На некоторое время она просто застыла. Потом способность дышать и двигаться вернулась снова, да так резко, что Грейс мгновенно рванулась к кухонной раковине, куда ее незамедлительно стошнило. И курица «Марбелья», и душица, и лавровый лист, и рисовый уксус – для нее, увы, весь ужин пропал даром.

До чего же не вовремя, мелькнула нелепая мысль. Как будто такое письмо вообще могло прийти вовремя. Но сейчас время было совсем уж неудачным. Всего несколько минут назад Грейс была по-настоящему счастлива – гордилась Генри (очень гордилась!) и радовалась, что встретила Лео, которому она очень (очень-очень!) нравится. Еще Грейс была счастлива, потому что скоро у нее появится работа, благодаря которой она сможет помогать людям. И потому, что снова наладила отношения с самой близкой подругой – а если между ними с Витой еще и оставалось легкое отчуждение, то они, во всяком случае, были на верном пути. Не говоря уже о том, что у Генри теперь появились бабушка и дедушка, и – немаловажная подробность – дом скоро станет теплым, и не придется трястись от холода еще одну зиму. Возможно, все эти мелочи не тянули на гордое звание «большого» счастья, к которому Грейс, пожалуй, была еще не готова. И вообще, пока непонятно, можно ли говорить о большом счастье после всего, что произошло с Джонатаном. Впрочем, сейчас Грейс к таким высотам и не стремилась и чувствовала себя вполне комфортно. Она просто была довольна жизнью. Счастье, конечно, скромное, но даже на такое Грейс еще недавно не осмеливалась даже надеяться.

«Я не обязана открывать конверт», – подумала она. А потом, будто решив закрепить урок, отчетливо произнесла вслух:

– Да. Не обязана.

Внутри обнаружились два листа нелинованной бумаги, покрытые жмущимися друг к другу строчками и аккуратно сложенные три раза, чтобы поместились в конверт. Грейс развернула их и принялась просто смотреть на листы, не в силах распознать значения слов. Казалось, перед ней иероглифы, смысл которых еще только предстоит разгадать. Не письмо, а Розеттский камень[72]. Лучше всего этот текст и не расшифровывать, подумала Грейс. Пусть так и остается загадкой. Так ей будет спокойнее. Но тут Грейс предали собственные глаза, вдруг начавшие выхватывать из мешанины строчек конкретные слова. Текст стал ясным и понятным. Ну ладно, решила Грейс. Раз уж придется читать, ничего не поделаешь.