Дансерка еще прошлась вдоль Итальянской и увидела-таки то, что было ей неприятно: как подкатил роскошный экипаж откупщика и как беглый покровитель вывел оттуда очаровательную молоденькую девушку и даже оказался столь любезен, что подал руку ее пожилой компаньонке.

Затосковав, Анюта поспешила в театр. Будь ты хоть в трауре, а спектакля из-за тебя отменять не станут.

На женской половине было весело – фигурантки и дансерки хвастались праздничными доходами и приключениями. Давали «Парисов суд», а в нем костюмы – все в цветах, радостные, светлые. У каждой из богинь, меж которыми Парис выбирает прекраснейшую, своя свита, у Юноны в белом с золотом, у Минервы в голубом, у Венеры в розовом, на сцене фигуры образуют цветник. Анюта в этом балете танцевала Минерву, партия не самая выгодная, знай шествуй да позы принимай, и ее уже ожидало платье с греческим узором по подолу и шлем с крыльями на голову, большой и неуклюжий. И только один выход – танец с копьем, которое ожидало внизу, на лавке.

Наталья, зайдя в уборную, помогла зашнуроваться. Дуня Петрова плясала Юнону и уже была готова.

– Потуже, Наташа, – сказала она, глядя на возню со шнурами. – И вот что, Аннушка, ты юбки-то укоротила бы.

– Куда уж короче? – удивилась Анюта. И была права – юбки только-только достигали середины икры.

– Хоть на вершок. Прыжков-то у тебя мало, а ноги показать надобно.

Дуня была по-своему права – если тебя бросает любовник, нужно тут же, не позволяя себе страдать, искать следующего. А есть ли средство вернее, чем открытые ноги?

– Я Семена попрошу, пусть чего-нибудь мне в выход добавит, – додумалась Анюта. – Идем вниз.

На лестнице их обогнала Федька Бянкина в мужском костюме. Рябая плясунья неслась вприпрыжку и напевала из «Гостиного двора»:

Федьку учили петь, как и всех воспитанников Театральной школы. Она могла выступить с песенкой в домашнем концерте. Но Анюта отродясь не слыхала, чтобы Федька пела просто так.

Вдруг дансерку осенило: да ведь эта рябая чертовка наверняка не просто знает, где скрывается Санька Румянцев, а даже с ним там амурничает! Подозрение окрепло во время спектакля. Федька так лихо отплясывала в одном ряду с мужчинами, так улыбалась, что Анюта окончательно убедилась: Бянкина счастлива. А какое еще счастье бывает кроме постельного? Подаренные богатым покровителем украшения не так греют душу, как ворованная ночь. Хотя украшения – надолго, а ночь улетает неведомо куда – должно быть, есть у чертей в аду хранилище для таких беспутных ночей. Пришла в голову мысль выследить Бянкину – но другая, мрачная, как сама преисподняя, пресекла ее: что проку-то? Теперь хоть бы Санька перед образами поклялся Красовецкому, что к Анюте и перстом не прикоснулся, бесполезно – откупщик принял решение. Но он был слишком нужен Платовой, чтобы без боя отступиться.