Федька смотрела на него неотрывно. Два взгляда образовали незримую нить, которая натянулась, задрожала, и от одних глаз к другим потекла жизнь.

Эпилог

Эпилог

Давали «Прибытие Венеры на остров Кипр». Последний спектакль в Каменном театре – на лето публика разъезжалась.

Перед самым началом Анюта Платова подошла к занавесу и выглянула в нарочно устроенную дырочку – хотела убедиться, что купец Шерстобитов, заменивший в ее хозяйстве откупщика Красовецкого, сидит в ложе и готов любоваться ее плавной выступкой и прелестными ручками. Но глядела она недолго – отбежала в глубь сцены, туда, где у греческого пейзажа с храмом на холме, вплотную к морским волнам, уже стояла береговая стража.

Санька, одетый сатиром, в коричневых штанах и кафтанчике, с фальшивой леопардовой шкурой через плечо, увидев, что дансерка спешит к нему, даже испугался – пусть весь театр знает про их амуры, но зачем так-то открыто?

Но Анюта была в смятении и обратилась к фигуранткам.

– Матушки мои, или я умом тронулась, или в ложе сидит наша Федька!

– Где? – первым спросил Васька-Бес, а Малаша побежала к дырочке.

– Слева!

– Ты сдурела!

Вслед за Малашей поспешили Наталья и Анисья Буревая. Потолкавшись сперва, они поочередно выглянули в зал и прибежали к заднику с докладом: точно Федька Бянкина!

– Платье на ней – как у княгини, вся грудь в алмазах! И рядом кавалер – глядит князем! – выпучив глаза, говорила Наталья. – В соседней ложе княгиня Голицына – и она с нашей-то Федькой уж так угодливо разговаривает!

– Так это что же? Мы думали, ее какой-то урод на содержание взял? А он на ней женился! – поразился Трофим Шляпкин.

– С любовницей-то княгиня и рядом бы не села, задрамши нос из ложи бы выскочила, – подтвердил Сенька. – Супружница, стало быть… Слышь, Румянцев?

– Не урод, братцы, не урод, то-то и беда! – выпалила Анюта. – Знатный кавалер, такому свистнуть – все наши девки сбегутся, счастливы будут услужить! Статный, плечистый, взгляд – соколиный! Там за ними еще пара сидит, как голубки, и еще кавалер – все богато одеты!

– И все-то ты в дырку разглядела, – съязвил Бес. – Вот ведь рябой нашей вороне удача…

– Да я бы с ней и спьяну не лег, – гордо объявил Петрушка. – На роже черти горох молотили…

Румянцев молчал. Про чертей и горох он много лет назад сказал первым – от него и пошла эта присказка.

Федька после того лесного побоища пропала, да так основательно, что театральное начальство обыскалось. Даже жалование не приехала забрать. Санька, которого несколько раз тягали в управу благочиния и выспрашивали о его похождениях, даже спросить о ней боялся. При первом же допросе у него отобрали роковой перстень – сказали, что не беспутному фигуранту носить на пальчике целое состояние. Единственное, что он узнал, – судьбу Марфиньки. Докторам-немцам удалось ее исцелить, но не очень удачно, и Красовецкий повез ее поправляться в Италию. Поговаривали, что перед отъездом он на ней повенчался.