Однако и тревога имела место – она хотела видеть Световида, хладнокровного и рассудительного, чтобы он, хотя его поучения в последнее время вызывали у Федьки большое недовольство, сказал что-то умное, успокоил, усмехнулся и объяснил, что никакой беды с Румянцевым не случится, и эту страницу жизненной книги лучше бы перевернуть навеки. И напомнил бы о приданом, с которым и не такого жениха можно заполучить… хотя он вряд ли стал бы говорить о женихах с женщиной, потерявшей друга…

– Потап Ильич, он точно ускакал с гайдуками? – спросила Федька.

– А куда бы ему еще деваться? – вопросом же ответил Потап. – И мы сейчас покатим следом. Там на дороге перевернутый экипаж был, они его, поди, под тюрьму на колесах приспособили. Так что надобно придумать, как дам везти.

Он имел в виду, что Миловида, княгиня Ухтомская и раненый в санях могут не поместиться – одни юбки Ухтомской чего стоили.

Княгиня со связанными впереди руками стояла у санок под присмотром Никитина. Но сильфу было довольно того, что он держит в руке конец веревки. Сам он смотрел на Миловиду, хотя мрак уже съедал очертания ее круглого личика.

Потап меж тем стал зажигать факелы.

– Держите, сударь, – первый факел он вручил Дальновиду. – И вы, – сударыня.

Федька взяла второй факел, а третий он оставил себе, были еще и запасные. Огонь, озарявший лица, произвел неожиданное действие.

– Александра Михайловна… – тихо сказал Дальновид. – Я человек нелепый и непутевый. Я сочинитель и искатель приключений. Но у меня есть одно доброе качество – я не пью водки. Не допустите, чтобы я его лишился…

– Ты сбрел с ума, – ответила Миловида.

– Коли я вам не противен… а я уж давно… лучшей, чем вы, не знаю…

– Это будет бешеная семейка, почти как в Миробродовой комедии. Муж – сочинитель, жена – французские басни переводит и за книжками света Божьего не видит. Нужно ли так смешить людей? – спросила Миловида. – Оттого лишь, что я удачно пустила стрелу?..

– Нет, нет! – закричал Дальновид. – Сашенька, нет!

И это «нет» оказалось тем тайным знаком, тем чуть ли не гласом Божьим, который словно бы отверз Федьке некое тайное зрение и пробудил загадочные способности. «Нет» – означало – тут сейчас была сказана неправда, не верю, душа кричит: все не так! Она повернула коня и, подняв повыше факел, поскакала в лес.

– Стой, куда? – заорал ей вслед Потап.

Но умный конь уносил по тропе, которой она перед собой не видела; уносил скоро и ловко, не задевая о деревья на изгибах и поворотах. Чутье, до сих пор молчавшее, подсказывало ей – а теперь прямо, а теперь направо. Словно бы вдали звучала музыка и звала – та, недосягаемая, дуэт Прометея и Пандоры.