Ничего особенного участковый в этом не видел. Ну, молятся, ему и раньше приходилось видеть молящихся людей. Но он почему-то остановился и стоял, опираясь на костыли, и слушал негромкие голоса, раз за разом спокойно, без особого рвения повторяющие одну фразу. Он не мог понять, что его поразило во всём этом. Почему это представляется ему таким неправдоподобно странным, что в этой молитве заставляет стоять, не шелохнувшись, и слушать?

И он понял. Был ранний вечер, солнце садилось. Рядом с домиком начиналась лесополоса. В ней стояли ульи. Перед лесополосой было поле сурепки, уходящее к горизонту. Четыре мужских голоса на веранде повторяли одну фразу. Повторяли вполголоса, и, кроме неё, не было никаких обычных для этого места звуков. Ветер на открытом пространстве замер. Деревья стояли неподвижно, кроны их молчали. Птицы не подавали голоса, даже воробьи не чирикали. Пчёлы не летали и не жужжали. Кузнечики не стрекотали. Как будто мир, окружающий веранду с четырьмя молящимися людьми, затих специально на время, пока они молятся. Степан говорил, что Бог слышит их молитвы. Каждый бы услышал, когда такая тишина.

Глава 31. Загородный домик полковника Пальчикова

Глава 31. Загородный домик полковника Пальчикова

А вот пробуждение Константина и Анатолия не было вызвано какими-то внешними причинами, в отличие от пробуждения участкового. Никто не входил и их не будил своим присутствием. Они проснулись просто оттого, что выспались, причём проснулись одновременно, как по команде.

Они лежали в кроватях, на чистой постели, боли не было, происшедшее в подземелье представлялось бы сном, если б не фиксирующие повязки. У Анатолия такая повязка была на руке и фиксировала она два пальца – большой и указательный. Выглядело это так, будто он изображает, что у него пистолет, которым он, впав в детство, пугает других детей.

У Константина повязка выглядела не так забавно. Она была плотно наложена на всю верхнюю часть тела, почти до пояса, и фиксировала левое плечо. Но гипса точно не было, фиксация достигалась с помощью тонких шин – полос то ли из дерева, то ли из пластмассы, что было странно, так как обычно при переломах на советского человека щедро накладывались килограммы гипса, чтобы он понял, что чувствует черепаха, имея панцирь. А эти перевязки были удобные, надёжные, лёгкие, какие-то не наши. Кто их накладывал и когда – этого ни Анатолий, ни Константин не помнили.

Ещё под землёй им сделали уколы, и действительность с болью, светом фонариков в темноте, каменным потолком пещеры, лёгкими шагами рядом и крокодилом где-то сзади… эта действительность стала отодвигаться, гаснуть, от неё сначала остались только звуки… Потом боль стихла… И больше никаких воспоминаний не сохранилось.