Был приглашён официант, сделан заказ. И, когда они наконец остались одни, генерал заговорил о деле:

– Я нахожусь под глубоким впечатлением от вашего долгого пребывания под землёй, – начал генерал. – Мы строим здесь объект, именно поэтому всё, что происходит под землёй, для нас очень важно. Не скрою от вас, что мои подчинённые встречались с другими членами вашей, так сказать, экспедиции. Однако майор Ершов произвёл впечатление человека выносливого физически, но недалёкого и довольно простоватого. Со спелеологом вообще разговор не сложился, поскольку он ничего, кроме общих моментов, не может вспомнить, и у него какое-то психическое расстройство. Интереснее всего сотрудничество намечалось с милиционером товарищем Микрюковым. Но он, представьте себе, куда-то исчез. Такое впечатление, что у него возникли проблемы. Вроде бы какие-то бандиты, которых он когда-то помогал задержать, нашли его и пытались ему угрожать. Но ничего более конкретного наши сотрудники установить не смогли. По крайней мере, у него неприятности, и его нет на месте. Очень, конечно, жаль.

В интонации Снегирёва Иевлева уловила ожидание реакции с её стороны на это последнее сообщение. И немедленно отреагировала:

– Я ничего про это не знала. Честно говоря, меня это беспокоит. Игорь Степанович очень помогал мне в этой трудной ситуации. Я и до этого хорошо знала Игоря Степановича. Он звонил мне примерно 10–12 сентября, но ни о каких проблемах не говорил.

– В любом случае из источников ценной для нас информации остались только вы, – продолжил Снегирёв. – Скажите мне откровенно, как вы вообще очутились под землёй?

– Очень просто, – ответила Иевлева. – Вы ведь десантник и, следовательно, не ханжа.

Снегирёв внимательно смотрел на неё, не комментируя замечание про ханжу, как нечто само собой разумеющееся.

– Я увлеклась одним мужчиной, – рассказывала Иевлева. – Мы были вместе ночью, поссорились. Вы позволите не сообщать подробностей?

– Да, конечно, всё и так ясно, – сказал Снегирёв, а про себя подумал: «Поэтому мент и полез, хотя Ершов не хотел его брать!»

– Я шла одна и куда-то провалилась. Потом, когда меня нашли, – продолжала Иевлева, – они сами потеряли ориентиры, и мы стали искать выход. У спелеолога произошёл нервный срыв. Он нёс какую-то чепуху, что это странные пещеры, что они меняются и из них нельзя попасть наверх. Что мы всё время оказываемся в одном и том же коридоре, но он каждый раз выглядит по-другому. Но ведь это же невозможно, правда? Мы вышли на берег подземного озера, кажется, очень большого. Потом проверяли каждую пещеру, которую находили, и в одной из них совершенно случайно наткнулись на подземных строителей. Когда мы оказались на поверхности и нам сказали, что мы провели под землёй двенадцать дней – меня это поразило. Мои субъективные впечатления были совершенно другими. Ну никак не больше трёх-четырёх дней. Причём нашли меня в первый из них. Я долго думала, чем это можно объяснить. И мне кажется, нашла разгадку. Там очень тяжёлые условия под землёй. И ощущение замкнутого пространства ужасно давит на психику. Останься я одна ещё какое-то время, я бы, наверное, сошла с ума. Мы делали привалы и ложились спать. И мне кажется, мы спали намного дольше, чем предполагали, может, и по тридцать часов. Может, и ещё больше. Мы впадали в какое-то состояние между сном и бодрствованием. И у нас было что-то вроде галлюцинаций. А может быть, это были просто сны.