– Ни сном ни духом.

– Отлично. Только бы он не узнал, и все будет зашибись.

– Какое тебе до него дело? – интересуется Хьюго.

– Никакого. А вот он не прочь убить меня, – ухмыляюсь я.

Хьюго фыркает. Он думает, я шучу.

Терри возвращается и устраивается рядом. Хьюго отправляется готовить «Космополитен» для новоприбывшей красотки. Я помешиваю трубочкой в своем стакане, не в силах отвлечься от мыслей о моем новом приобретении. Пить больше не хочется, ничего не хочется. Я слишком взволнована.

– Ты в норме? – спрашивает Терри.

Я киваю, хотя «норма» – это сейчас наименее соответствующее моему состоянию слово.

– Я же вижу, что нет.

– Терри, – вздыхаю я, понурив голову, и внезапно слова начинают сыпаться из меня без остановки: – Я купила дом своего бывшего парня и собираюсь уехать туда и предаться убийственной тоске по прошлому. Собираюсь спать в нашей с ним постели, бродить теми же улицами, где мы вместе гуляли, и рыдать по ночам в подушку. Теперь скажи мне, что я идиотка и мазохистка, и порекомендуй психотерапевта, ты наверняка знаешь парочку…

Он молчит, словно собирается с мыслями, а потом пожимает плечами:

– Это твоя жизнь, Скай. Хочется бежать – беги, хочется кричать – кричи, хочется сложить все свои нервные клетки в один костер и смотреть, как ярко они горят, – вперед. Только не вздумай прыгать с крыши. Мне день за днем приходится бороться за жизни людей, и я этого не оценю.

Повертев в руках стакан, Терри задумчиво продолжает:

– Самоубийство – это насмешка над теми, кто отдал бы все за здоровое, сильное тело. Насмешка над матерью, выхаживающей неизлечимо больного ребенка. Над мужчиной, который дни и ночи проводит у постели умирающей жены. Над стариком, который не в силах спасти единственного сына. Вот скажи, ты когда-нибудь плевала кому-нибудь в лицо?

– Нет.

– Сделаешь с собой что-нибудь – и это будет равнозначно плевку в лицо всем таким людям. И мне тоже.

Молчу, сказать нечего. Чувство, похожее на стыд, румянит лицо.

– Где он? – интересуется Терри.

– Кто?

– Твой бывший парень.