— Как в кощеевом ларце, в хрустальном яйце?

— В некотором роде.

— Спасибо. Выходит, теперь твоя жизнь принадлежит мне? — Таня положила камень обратно в мешочек и завязала шнурки. — Отвернись на секундочку, — сказала она Павлу.

— Все, — через несколько мгновений сказала она. Павел повернулся. Она застегивала верхнюю пуговицу на блузке. — Буду носить у сердца. — Павел шагнул к ней, крепко обнял, прижался губами к ее губам.

Ее губы ответили — сильно, страстно, требовательно. Она прильнула к нему всем телом, и мир поплыл у него перед глазами.

— Таня… Таня… — шептал он.

— Потом, милый, после. — Она сделала шаг назад, уходя из его объятий. — Посмотри, я не очень растрепанная?

— Нет.

— Теперь три глубоких вдоха — и пошли к твоим. Неудобно, ждут ведь виновника торжества.

И они прошли в гостиную, где был накрыт праздничный стол. Таня оказалась единственной гостьей, и постепенно внимание всей семьи переключилось на нее, как на единственного свежего человека. Она держалась непринужденно, остроумно и почтительно отвечала на вопросы, которые задавала преимущественно Лидия Тарасовна, сама рассказала несколько интересных историй и вскоре прочно взяла в руки все нити застольной беседы. Таня не отказалась от пары бокалов сухого вина — сегодня она приехала на метро.

Лидия Тарасовна была очарована ею. Дмитрий Дормидонтович, посидевший с семьей полчасика, а потом удалившийся к себе в кабинет, своего впечатления особо не выказал, но Павел понял, что впечатление это вполне благоприятно. Елка, мрачноватая поначалу, постепенно отошла и активно включилась в дамский диалог матери и Тани. Павел чувствовал, что сестра благодарна Тане за ее появление — Лидия Тарасовна (между собой, а то и при отце, Павел и Елка никогда не называли ее «мамой», а только «мадам» или «оне») все торжества в узком семейном кругу превращала в сущий ад, но при гостях преображалась волшебным образом, особенно если гости эти ей чем-то приглянулись.

Павел провожал ее до метро самым кружным путем. Постоял с ней возле станции. Невзирая на ее возражения, спустился и поехал вместе с Таней. Выйдя, довел ее до самого дома…

— Извини, — сказала она, — я не могу пригласить тебя к себе. Уже поздно.

— Конечно, — сказал он. — Я, наверное, и не стал бы подниматься. Это было бы… неправильно.

— Ты прав.

Она поцеловала его в губы и легонько оттолкнула от себя.

— Иди же… Стой. В метро уже не успеешь. У тебя есть на такси?

— Есть.

— Правда?

— Да. Я хочу видеть тебя. Завтра. Каждый день.