Малыхин, ловя момент, проворно вскочил, хотя тут же пошатнулся.

— Вы позволите? — обратился он к Бадану. Тот посмотрел на него, на Анджелу и махнул рукой:

— Только два танца, поняла?

— Спасибо, папочка!

Анджела расцеловала Бадана и подхватила Малыхина.

— Я бы тоже размялась, — сказала Таня, — Ты как?

— Я плохо танцую, — грустно сказал Павел. — Но люблю.

— Так пошли. Здесь главное — чтобы хотелось.

Она взяла Павла за руку, и через короткий коридорчик они вышли в большой зал, где гремела музыка и отплясывали веселые люди.

— Давай же! — Выведя его на край танцевального пятачка, она положила ему руку на плечо.

Он взялся ладонью за ее талию, и они закружились.

«Какая крепкая талия! — подумал он. — Как у балерины. Какие плавные и точные движения. Какая соразмерность частей и гармоничность целого какой гениальный дизайн…»

О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника… Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями. Уста твои как отличное вино.

«Отчего у меня под ногами плывет и качается пол? Я же почти не пил ничего…» Они возвращались, и вновь приходили потанцевать, и Бадан с Малыхиным, разрезвившись, выпивали за кацапско-хохляцкую дружбу, за погибель мирового империализма и сионизма, подпевали «Калинке» и сами некрасивым дуэтом исполняли «По-пид горою, по-пид зеленою». И надутая Анджела отпаивалась шампанским, как водицей, а потом рыдала у Тани на плече и уверяла, что все мужики — сволочи. И Бадан наскакивал на Павла молодым петушком, бия себя в грудь и визгливо отстаивая свое право «оплатить за все». И под руки пришлось оттаскивать от желтых «Жигулей» и запихивать в такси пьяного Малыхина, который все порывался продолжить увеселения в компании «другана Станьки и зашибенных фемин»…

Но все это была хмарь, бесовщина, круги на воде. Лишь в самом центре существовала незыблемость, неправдоподобно четкая и насыщенная цветом — ее лицо.

Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоей миловидностию!

III

III

Встречались они нечасто. У обоих было много работы. Обычно Таня сама звонила Павлу, заезжала за ним домой или в институт, и они убегали в театр, на выставку — мартовская погода не манила на лоно природы. Иногда звонил он, но ни разу не заставал Таню дома. Он разговаривал с Адой Сергеевной и через нее передавал Тане предложение следующем свидании.

Приехал на гастроли гремевший в те годы театр на Таганке. Дмитрий Дормидонтович отдал свои билеты Павлу. Но накануне спектакля Таня позвонила и сказала, что пойти никак не сможет. Елка, вообще не любившая театр, идти отказалась. Павел все же пошел, а второй билет продал первому же ловцу лишних билетиков — плотная толпа желающих начиналась за несколько кварталов до дворца культуры, где проходили спектакли.