Но вернемся к Кате и Павлу Ильичу.

После революции отец и дочь Лисицыны эмигрировали, начали было жить у одного из Катиных сыновей в Голландии – Ганса, но это оказалось не совсем удобно. Они сняли квартирку в Париже. Катя устроилась на работу патронажным врачом. Но в апреле двадцатого года весьма уже немолодой полковник Лисицын вновь поступил на службу – в штаб Врангеля, с которым был знаком еще со времени войны с Японией. Они с Петром Николаевичем даже орденами Святой Анны 4-ой степени с надписью «за храбрость» оказались награждены одним и тем же Императорским Указом. Полковник Лисицын тогда был командирован на Дальний Восток, а Петр Врангель был сотником Забайкальского казачьего войска. В двадцатом году генерал-лейтенант Врангель отправил Лисицыну телеграмму, и четвертого апреля Лисицын прибыл вместе с бароном в Севастополь на английском линейном корабле «Император Индии». Катя, как всегда, сопровождала отца. Она начала работать в Симферополе в военном госпитале.

Лисицын занимался у барона не контрразведкой, как вы могли бы подумать, а непосредственно отвечал за подготовку армии к возможной эвакуации из Крыма. Мы смеем предположить, дорогие мои, что именно поэтому эвакуация прошла предельно организованно, все, кто хотел уехать – без паники погрузились на корабли и гражданские пароходы и ушли в Константинополь, вопреки прекрасным советским кинофильмам, гениальным советским пьесам и вообще вопреки всем советским мифам об эвакуационной панике.

И умер Петр Ильич в Брюсселе на руках у дочери в один день с тезкою Петром Николаевичем Врангелем тоже от острого туберкулеза, которым, как и командующий последней русской армией, никогда в жизни не болел. Мы смеем предположить, что причиной внезапной болезни Лисицына стала не глубокая старость, а то обстоятельство, что он заведовал штабом у Врангеля – то есть, был не начальником штаба, дорогие мои, а командовал службой штаба, то есть – держал в руках все нити функционирования крохотной русской военной части в центре Европы. И, вполне вероятно, отказался сотрудничать с советской разведкой. Впрочем, ему вряд ли предлагали. Ему, как и Врангелю, лучше было скоропостижно умереть.

Перед смертью, уже теряя силы, он достал из-под подушки плотный заклеенный конверт и протянул его Кате дрожащей рукой. Впервые в жизни Катя увидела, как из глаз отца текут слезы.

– Простишь ли ты меня… милая девочка?.. – спросил Лисицын. – Отрада жизни моей… Простишь ли ты меня, Катя?… Катя… Катя…

– Господи, папочка, за что? – рыдала Катя, полагая, что отец бредит.