– Нет, – с некоторым сомнением ответил он, потом сказал, словно что-то вспомнив: – Я буду спать в лодке.

– Дурачок, здесь нет лодки. А те, что снаружи, насквозь мокрые. Может быть, вот тут мы найдем что-нибудь получше… – с той же напускной бодростью добавила я, направляя луч фонарика на ужасную кучу мусора.

– А, вот она.

Филипп бросился к куче и у меня за спиной начал вытягивать из-под трех крокетных молотков, полуспущенного ватерпольного мяча и сломанного весла что-то желтое и плоское, похожее на клеенчатый плащ.

– Что это… – начала я.

– Лодка.

– А, понимаю. Надувная лодка? Никогда такой не видела.

Он кивнул и стал раскладывать свое неаппетитное сокровище на незанятой части пола.

– Ее надувают. Вот трубка. Ее надувают воздухом, и тогда борта поднимаются и получается лодка. Я хочу спать в ней.

Я не стала ему возражать, чувствуя несказанное облегчение оттого, что он нашел себе хоть какое-то занятие.

– Почему бы и нет? – сказала я. – Во всяком случае, это хорошая подстилка от сырости. В конце концов, что для нас значит еще немножко пыли?

– Это не подстилка. Это лодка.

Он деловито рылся в куче грязной парусины в углу.

– Çа se voit[23], – не очень уверенно сказала я, глядя на желтую клеенку.

– Ее надувают, – терпеливо объяснил Филипп, пролезая между бочкой с бензином и фантастической пятнистой лошадью.

На щеке у него было большое черное пятно.

– Дорогой мой, если ты думаешь, что у кого-нибудь из нас осталось достаточно сил, чтобы надуть эту лодку…

– Ее надувают вот этим…

Он с трудом волочил какой-то явно очень тяжелый предмет. Я помогла ему.

– Что это такое?