На них волдыри, красноватые и шелушащиеся, уже на стадии заживления. Я даже не замечала их до сих пор, хотя очевидно, что они у меня уже давно.
— Ты колола дрова, — поясняет Деэр, и я съёживаюсь. Съёживаюсь, ведь я знаю
— Это была работа Финна, — вслух произношу я. — Должно быть… я считала себя Финном. И что папе понадобятся дрова, когда мы уедем в колледж.
Деэр согласно кивает, и я до сих пор не могу понять, почему он остался со мной. В моей голове полнейший сумбур.
— Как будто мой разум был канатом, который распадался и распускался, пока не остался висеть лишь на одном волоске.
Деэр качает головой и снова привлекает меня к себе.
— Тебе нужно было время, чтобы осознать случившееся. Вот и всё.
— Я всё ещё не готова. — Мой голос срывается при мысли о том, что мне придётся жить дальше без Финна.
— Я знаю.
Проходит ещё четыре дня, прежде чем я снова поднимаю эту тему. Четыре дня отец с Деэром наблюдают за мной, ища признаки, что я тронулась умом; четыре дня дождя, сна и тишины.
Четыре дня траура.
Четыре дня это висело надо мной, пока однажды утром я не дошла до предела.
— Я должна сделать это сегодня, — решаю я за завтраком. Деэр тут же поднимается.
— Хорошо.
По дороге на кладбище я еду на заднем сиденье его байка, прижавшись лицом к его сильной спине. Я закрываю глаза и вдыхаю свежий воздух, впитывая солнечный свет, ощущая тепло.
Тепло = Жизнь.
Мы останавливаемся возле ворот, и Деэр заглушает мотор в знак уважения к священному месту захоронения.
— Так странно, — говорю я ему, пока мы бредём по ухоженной территории, обходя надгробные камни. — Я помнила мамины похороны, но совсем ничего о похоронах Финна. Они проходили одновременно, но мой разум заблокировал всё, что связано с Финном. Но теперь я вспомнила. Ты был там. Я видела. Ты стоял позади всех.