Я так и не ответила.
Джемма появляется первой. Она ведет себя намного тише, чем обычно; аккуратно вешает куртку на спинку стула, потом направляется к стойке с кашами и хлопьями. Джемме не свойственно такое поведение. Она всегда бросает сумку и куртку на стол, хлопает книгами, словно извещая всех о своем присутствии.
Мы с Джеммой сидим в молчании. Я замечаю Халеда и Руби, прикладывающих свои электронные пропуска к сканеру на двери столовой. Мы с Руби встречаемся взглядами, но она ничего не говорит. Сегодня Руби без макияжа; кожа у нее бледная, почти прозрачная.
Спустя пять минут мы уже сидим за столом вчетвером, молча глядя, как светает за окном. Халед, расположившийся рядом со мной, стонет и отодвигает тарелку прочь. Похмелье. Он кладет руку на стол и утыкается в нее лбом.
Я слышу, как двое позади нас болтают о Бекке, о том, что она едва не погибла, но Джон ее спас. Героический Джон. Это словосочетание хорошо подходит для заголовков газетных статей, которым еще только предстоит быть написанными.
Мы все слышим его имя и переглядываемся.
Джон.
Халед поднимает голову. Одна из его густых широких бровей взлохмачена.
– А где Джон? – спрашивает он, глядя на Руби. – И Макс?
– Я думала, что он с вами, – отвечает Руби. – Я не видела его с са́мого бала.
– Я не пересекся с ними утром, – отзывается Халед. – Перед тем как уйти из дома, заглянул к ним в комнаты. Я думал, что они уже здесь.
Все мы проверяем свои телефоны. Ничего. Я встречаюсь глазами с Руби, лицо у нее уже пепельного цвета. Она звонит Джону со своего телефона. Говорит:
– Сразу автоответчик.
Я знаю, что она хочет позвонить и Максу тоже, но не делает этого.
– Вызови Макса, – говорит Джемма, по-прежнему не глядя на Руби. Та нажимает его имя в списке контактов.
– Глухо, – говорит Руби тихим голосом; глаза у нее стеклянно блестят. Она смотрит за окно, на снег.
А потом я вижу, как внимание Джеммы и Руби смещается на что-то позади меня, на лицах у них обеих проявляется облегчение, и я чувствую на своих плечах тяжелые руки.