Ксения так переволновалась, что сил тут же рассказать все Жене не хватило. Горло сжимало спазмом, сердце стучало отбойным молотком, надо было успокоиться, немножко прийти в себя. И вот сейчас, лежа на матах, она понимала, что готова сделать счастливым еще одного человека – мужчину, который раскрасил ее жизнь яркими цветами, целой палитрой сияющих оттенков любви, нежности, заботы.

- Ты что тут делаешь? – Женя наконец заметил Элину, кутающуюся в пальто возле трибун.

Та подняла воротник и зажала его возле горла тонкими бледными пальцами. Она успела пожалеть, что, впопыхах выбежав из дома, не взяла с собой перчатки. Женя пробыл на катке довольно долго, и она успела замерзнуть, очень кстати сейчас бы пришлась кружка горячего чая, но Элина сильно сомневалась, что Миронов прервет тренировку только ради того, чтобы она могла погреться.

- И тебе доброе утро, - нарочито бодро отозвалась Кимер.

Судя по хмурому выражению лица собеседника, ее жизнерадостный тон его не обманул. Но сдаваться Элина не собиралась, не для того она почти час топталась с ноги на ногу, раздумывала над всем и в конце концов решилась на шаг, о котором впоследствии вполне возможно ей придется пожалеть. Но риск, что говорится, дело благородное, пусть даже немножко безрассудное.

- Я думал, тебя и в Москве-то нет.

- Как видишь, я тут. - Она улыбнулась. – Пришла посмотреть, как у тебя успехи.

- Ты интересуешься успехами всех, кому ставишь программы?

Элина видела, что Женя ни на секунду не усомнился, что ее слова – сплошное вранье. Да она и не особо пыталась это скрыть, если бы действительно хотела, чтобы он ничего не понял, придумала бы ложь куда более изящную. Глаза его блестели, и она подозревала, что и от него не укрылся блеск ее глаз. Только причины были разными.

- Ты же не все.

- С чего бы?

- Мы же друзья…

Играть с каждой секундой становилось все труднее. Двузначность вопросов была очевидной, и оба понимали, что за ненавязчивым диалогом скрыт вполне серьезный подтекст. Элина еще пыталась удержать ускользающую улыбку, хотя причин для этого уже не осталось: их никто не слышал, и разговаривать можно было начистоту. Видимо, Женя и ждал именно того момента, когда она сдастся и откроет все карты. Но она твердо решила, что просить больше не станет. Нет, она бы могла, задвинула бы гордость и самолюбие подальше, только вряд ли это принесло бы результат. У нее было два пути – либо отступить, либо… либо, как это ни банально – не отступать. Она вспомнила чашку из китайского фарфора, маленькую кастрюльку на плите, крошечную турку в раковине, идеально чистую скатерть на столе… У нее была полная событий, интересная жизнь, работа, приносящее удовольствие, финансовый достаток. Она была любима и востребована, красива и сравнительно молода. Но в ее жизни не было ничего, за что действительно стоило бы цепляться. И в это утро Элина отдала бы многое за то, чтобы на столе рядом с ее чашкой из китайского фарфора стояла кружка с мультяшными героями, чтобы кастрюля на плите была хотя бы в два раза больше, чтобы на съехавшей скатерти лежали рассыпавшиеся хлебные крошки.