Светлый фон
вопию днем, и Ты не внемлешь мне, ночью, и нет мне успокоения. Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля.

И вдруг легкий, светлый, теплый поток оборвался.

– Прекрати!

Гизела подняла голову. Лицо Таурина покраснело и покрылось каплями пота. Он исхудал, хотя кормили его хорошо. Если тело Гизелы росло, то его ссыхалось.

Девушке хотелось опустить глаза, но она чувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы петь, значит, могла и поговорить с Таурином. Сейчас она могла хоть немного поверить в то, что люди милосердны, а мир справедлив.

– Ты ведь христианин, – сказала она. – Почему же тебе не нравится, что я взываю к Господу?

– Тебе нельзя этого делать! Ты недостойна этого!

Шлюха! Гизела вздрогнула. Его слова пристыдили ее – и в то же время возмутили.

«Я не шлюха! – хотелось крикнуть ей. – Это несправедливо!»

Она открыла рот, чтобы возразить Таурину, но не слова сорвались с ее губ, а пение. Мелодия, светлая и легкая, мелодия, которую нельзя связать веревкой, нельзя отравить грибной настойкой, нельзя предать. И мелодия эта текла из ее проклятого тела.

Гизела посмотрела на Таурина и увидела в его глазах ужас, который был намного искреннее, чем его упрек в том, что она шлюха. Таурин сейчас испытывал не ненависть, а страх. Может быть, он боялся демона, который буйствовал в его душе.

Сама не понимая, что делает, Гизела встала с кровати и подошла к пленнику. Ее влекло не столько удивление, сколько любопытство. Неужели другой человек мог быть несчастнее ее? Наверное, так и есть.

Таурин сидел не двигаясь, но когда Гизела сделала еще шаг ему навстречу, франк резко натянул путы и схватил принцессу за край платья. Она пыталась вырваться, но неудачно повернулась и ударилась головой о балку. Мир закружился у нее перед глазами, а когда остановился, пальцы Таурина сомкнулись на ее горле.

– Прекрати! – завопил он. – Прекрати петь!

Его руки были сильными и холодными. Гизела пыталась расцепить его пальцы, отбивалась, но ей не удалось оттолкнуть Таурина. Сознание принцессы медленно погружалось во тьму. И в этой тьме мелькнула какая-то тень, порождение скорее морока, чем яви. Может, это душа Гизелы расставалась с телом?

Таурин отпустил ее, и она упала на пол, больно ударившись головой. Зато удушье прошло, и девушка вновь могла дышать. Словно сквозь туманный полог Гизела увидела, как над ней кто-то склонился. Но только когда серая пелена перед глазами рассеялась, принцесса узнала Руну.

Таурин прислонился к балке, ссутулившись и опустив голову. Виду него был жалкий. Гизела больше не видела перед собой полного ненависти безумца, и все же она почувствовала, как сердце разрывается у нее в груди, как болит горло, как разгорается гнев.