Зато появились другие.

– Когда пришли норманны, – продолжил Таурин, – мощи святого Жермена перенесли в город. Их обнесли вокруг городских стен. Святому Жермену молилась вся Лютеция, люди взывали к нему, просили защитить их. И святой Жермен защитил нас, по крайней мере на какое-то время. Говорили, он творил чудеса, чтобы не дать врагам войти в город. Так, у ворот стоял колодец, из которого язычники брали воду. Но у них во рту эта вода превращалась в кровь. Да, святой Жермен превратил воду в кровь, как Иисус некогда превратил воду в вино на свадьбе в Кане Галилейской. Не знаю, почувствовали ли язычники разницу. Может, для них кровь слаще вина. – Таурин замолчал.

Замешательство отразилось на лице Руны, она явно не поняла, о чем толкует Таурин, говоря о вине, воде и крови, но переспрашивать не стала.

– Как ты… попал к ним?

Всхлипнув, Таурин сгорбился.

Все остальные монахи тогда очень боялись. Того, что Лютеция падет. Того, что их убьют – заколют клинками или повесят. Того, что их захватят в рабство и им придется гнуть спину на язычников.

Но Таурин не боялся. Лютеция ведь была одним из самых больших и самых красивых городов христианского мира. Так сказал его отец. Она не падет пред дикарями этого мира, сколь бы страшными они ни были. Стены действительно оказались крепкими, ворота не поддавались. Только иногда граф Эд с небольшим отрядом рыцарей выезжал из города, а потом возвращался с отрубленными головами норманнов. Всякий раз народ боялся, что их правитель погибнет. Но умер кое-кто другой – Жосселен, епископ Парижа и настоятель монастыря Сен-Жермен. Преемником Жосселена стал его племянник, Аббон, чьим лучшим учеником был Таурин.

И Таурин верил в то, что все обернется к лучшему. Другие умирали от болезней, от голода, от стрел врагов, но мальчик выжил. Он жил надеждой на то, что Лютеция, его прекрасная Лютеция, пусть и пострадает за время осады, но не падет.

– Когда… Когда ты попал в рабство? – спросила Руна. Таурин поднял на нее глаза.

– Не сразу… – хрипло пробормотал он. – Лютеция и ее жители… Весь мир бросил их в беде. Королем тогда был Карл Толстый, и знать требовала от него освободить страну от норманнов. Однако же вместо того, чтобы сражаться, Карл Толстый пошел на переговоры. Вместо того чтобы спасти Лютецию, он отдал свой народ на растерзание. Кто бы мог подумать, что столь славное королевство, столь сильное, столь богатое, будет унижено? Кто бы мог поверить в то, что франков победит трусливый и ничтожный народец? А трусом в итоге оказался король Карл. Зато вот граф Эд Парижский трусом не был. Он отражал нападения. Много месяцев. Он отражал атаки врагов вновь и вновь, и норманны наконец устали от боя. Оставив свое намерение, они поплыли на юг. И все стало хорошо.