– Да, Антон.

– Софья Николаевна, почему вы все же отказались от регистрации бабушки в больнице? – Антон разговаривал уже совершенно спокойно, видимо, отчет шефу слегка организовал.

– Я жива только до тех пор, пока Самоед полагает, что я одна, – вяло, в который раз начала объяснять. – Как ты думаешь, Антон, что б подумал Самоед, узнав, что у нищей соседки-студентки вдруг появился покровитель, способный за несколько часов провести по документам несуществующую больную? Он бы решил, что я не так проста и действую в связке.

– Черт, – буркнул Антон.

– Вот именно. Я бы на его месте не поленилась и как-нибудь проверила, существует ли вообще эта бабушка. Как-никак лоб под пули подставлять, тут любой лениться перестанет, сто раз перестрахуется.

– А телеграмма? Ваше отсутствие?

– Это нормально. Телеграмму из родного города могла отправить подруга. – Я была смертельно измотана, но понимала, что после объявления по мою душу Самоеда, Туполев всерьез возьмется за добровольную помощницу и потребует объяснения любого поступка. Он четыре года ищет киллера, а я вышла на него за двенадцать часов. Потому я была терпелива и убедительна. – Такие телеграммы удивления не вызывают: девушка решила пару дней от работы закосить, попросила подругу, та поверила и помогла.

– Ну, это-то понятно, – согласился Антон. – Но теперь…

– А теперь, – перебила я, – Самоед знает, что я испугана и потому скрываюсь. Что у меня нет крыши, нет покровителя и я действую в одиночку. Только в этом случае он выйдет на связь. Все, Антон, я устала.

– Подождите, Софья Николаевна! – выпалил охранник и замялся: – Вы это… берегите себя. Пожалуйста.

Милый, милый Антон. Твой хозяин отупел от ожидания смерти или пули в позвоночник, он свыкся с соседством безносой и не видит чужого страха. Он привык, закаменел и стал бесчувственным. А ты еще способен понять, как это страшно – гулять под топором.

– Спасибо, – булькнув горлом, сказала я и щелкнула кодовым замком подъезда Анны Леопольдовны.

Чужая доброта всегда действовала на меня укрепляюще. Под ласковым вниманием я никогда не распускала нюни «ах, пожалейте меня бедняжечку», а наоборот собиралась и становилась лучше. Помню, иду как-то с детской коляской моей сестренки, устала страшно, сумки тяжелые, а впереди крыльцо с высокими ступенями. Подхожу к крыльцу и думаю: «Хоть бы одна зараза помощь предложила!»

Не успела подумать, как с лавочки возле подъезда вскакивает старичок, подбегает ко мне и говорит: «Давайте помогу колясочку втащить».

И что вы думаете, тут же делаю я? Я ласково отпихиваю доброго старичка в сторону и бормочу: