– Понимаю, как тебе тяжело. Не гони меня, позволь быть рядом…

– Ни черта ты не понимаешь, Лерка, – вытирая рукавом слезы, Миланова все же ко мне повернулась. – Не понимаешь. Ты не теряла любимого. Он не погибал так глупо… так… Если бы в ту ночь я осталась у него, ничего бы не случилось.

– Не надо, твоей вины в этом нет. Тем более, ты сама не помнишь, как оказалась в своей комнате. Арин, ты никак не могла этого предотвратить.

– Серьезно, Лер, отстань, тебе не понять…

– Ошибаешься! – неожиданно для себя разозлилась я. – Меньше месяца назад умер мой отец. Единственный родной человек. Так что я хорошо знаю, что такое терять близкого человека. Думаешь, мне сейчас легко?

– Ты права. Извини, – проговорила Рина, опустив взгляд в пол.

– Я не обижаюсь, – улыбнулась я и снова попыталась обнять подругу, но она отпрянула. – Рин, что такое? Я думала…

– Ланская, сейчас ты не лучшая компания для меня. Пусть Ян погиб, я все еще его люблю и не хочу общаться с теми, кто говорил про него гадости, – ледяным тоном отчеканила незнакомая девушка, которая совсем недавно была моей лучшей подругой.

– Но мы же подруги!

– Были, Ланская… были.

Больше не о чем было говорить. Все мои попытки примирения наталкивались на непробиваемую стену. Чем отчаяннее я пыталась достучаться до Милановой, тем сильнее разрасталась пропасть между нами. Рано или поздно всему приходит конец. Мы дошли до края. Я дошла до края. Забыв про формальности и плюя на чужое мнение, я ушла с церемонии прощания с Яном, даже не пытаясь сделать это незаметно. Селезнева, возвышающаяся в длинном черном платье возле главного входа, возмущенно крикнула мне вслед, чтобы я вернулась, но ее приказ так и не удостоился исполнения.

Мне нужен был свежий воздух. После душного зала, пропитанного запахом парафина от сотен свечей, кружилась голова. А может быть, виной этому был разговор с подругой или странное чувство удовлетворения, что благодаря нам с Димой Гуревич мертв и больше никому не навредит. Слишком много мыслей, чувств, переживаний, разбираться в которых сейчас я была не в силах.

Устроившись на лавочке напротив фонтана, я прикрыла глаза и откинула назад голову, позволяя мелким колючим снежинкам падать себе на лицо. На улице не было морозно, но я все равно умудрилась почти сразу замерзнуть. Да еще, как назло, забыла в комнате перчатки. Растерев как следует покрасневшие руки, я засунула их в карманы пальто и тут в правом нащупала какую-то бумажку. Это был сложенный в четверо лист бумаги, в нижнем краю которого каллиграфическим почерком было выведено мое имя: