– Мерзавец! – процедила я и плюнула в его омерзительную рожу. Серов был прав. Его смерть ничего не решит, разве что навредит мне самой. Я опустила скальпель и отшагнула. – Почему Селезневой удалили матку, почему не вырастили для нее новую?

– Да, ты просвещена очень хорошо, – вытирая щеку от моего плевка, протянул ректор. – Евгения была так же тщеславна, как твой отец. Ланской тобой гордился, постоянно рассказывал, каких результатов добилась его умница-дочурка. Селезнева хотела, чтобы ее ребенок превзошел тебя. Мы тогда разрабатывали новую ступень, думали усовершенствовать некоторые недочеты. Но в чем-то просчитались, и вышла неудача. Плод пришлось удалить вместе с маткой. Сейчас мы можем пересадить ей новый орган, но слишком велика вероятность, что ее ребенок будет обычным. Верховный объявил Селезневу недееспособной и запретил тратить на нее время, тем более ты созрела достаточно.

– Я не собираюсь рожать вам детей.

– Не переживай, пока никто не планирует использовать тебя. Сначала мы посмотрим на результаты Юлии. Возможно, придется что-то дорабатывать.

– Юлии? Я знала, что ее беременность ваших рук дело. Я видела ее в подземелье.

– А теперь будешь наблюдать за всем процессом, – криво улыбнулся Серов. – Пойдем наверх. Со второй пары я тебя не отпускал.

А второй парой была латынь. Я все время старалась избегать Захара, боясь подставить его перед сумасшедшей шайкой оболенцев. Мне достаточно было знать, что не все в этом чертовом университете окончательно свихнувшиеся психи. Иногда, в минуты одиночества, хотелось пойти к Нилову, излить душу и рассказать, как тяжело без Димы. Но я брала себя в руки, шла в спальню, выпивала таблетку снотворного и засыпала.

Вспоминать Диму я себе запрещала, потому что понимала – стоит о нем подумать, как все мое циничное мужество испарится. Я хотела закрыть тоску по любимому в самой глубине сердца, но не получалось, и приходилось просто делать вид, что держусь. У меня не было и тени сомнения, что Смирнов не оставил расследование, я была полностью уверена, что он ищет пути и возможности, чтобы меня спасти, но надеялась, что мой Индюк себя не подставит под удар.

На латынь я опоздала, но Захар ничего не сказал, лишь проводив до места недовольным взглядом, а вот после пары он попросил меня задержаться. Сначала я попыталась сделать вид, что не расслышала его просьбы, и стала торопливо собирать вещи, чтобы с общим потоком выйти из аудитории. Он позвал меня громче.

– Валерия, присядьте, – указал он на стул, а сам стал следить, как студенты выходят из аудитории, и только когда все вышли, заговорил: – Вику перевели из Москвы в областной город, даже не в центр. Ты что-нибудь об этом знаешь?