Лоуренс едва сдерживался, чтобы не ударить ее. Он сжал руку в кулак и стукнул им по спинке дивана. Верити попыталась схватить его руку, но он оттолкнул ее:
– Убирайся! Видеть тебя не могу!
– Прошу тебя, не говори так. Пожалуйста, Лоуренс!
Гвен задышала часто и неглубоко. Неужели это правда? Комната поплыла у нее перед глазами, предметы потеряли очертания, фигуры Лоуренса и Верити слились с окружающей обстановкой. Гвен встряхнула головой.
– Почему ты не сказала? Можно было сделать прививку в другой раз, – заявил Лоуренс.
Верити принялась обкусывать ногти:
– Я боялась. Ты разозлился бы на меня. Вы оба разозлились бы.
Гвен стояла неподвижно, задыхаясь от ярости. Все ошеломленно молчали, и Гвен понимала: нужно сдержаться, иначе потом она пожалеет о том, что натворила. В ее душе бушевала буря, и все же она заметила застывший в глазах Лоуренса ужас.
– Значит, мой сын едва не умер из-за того, что ты напилась? – ледяным тоном проговорил он и уставился на свою сестру, которая снова залилась слезами. – И вместо того чтобы сказать нам правду, ты поставила под угрозу жизнь Хью! Ты знаешь, как опасна эта болезнь?
– Знаю. Знаю. Я думала, с ним ничего не случится. И так и было, верно? Простите меня. Мне очень жаль.
– Почему ты теперь говоришь нам об этом?
– Никак не могу забыть. Я не могла спать из-за этого. И когда увидела больную местную девочку, это напомнило мне о болезни Хью… Я не могла этого вынести.
Гвен сверкнула на нее глазами:
– Ты не могла этого вынести? Ты хоть представляешь, что значит потерять ребенка?
Потом, оставив попытки сдержать себя, она кинулась на свою золовку и стала с безнадежным отчаянием колотить ее кулаками по спине. Верити съежилась и прикрыла голову руками. Гвен разжала кулаки, руки ее безвольно опустились, она прерывисто задышала, и наконец из ее груди вырвалось сдавленное рыдание. Лоуренс тут же подошел к ней, и она покорно позволила ему увести себя. Она села на диван и начала раскачиваться взад-вперед, а он позвонил в колокольчик, вызывая слуг.
Всем существом Гвен овладела новая мысль. Через несколько мгновений она подняла глаза:
– Мой рецепт. Это ты изменила его, Верити?
Та вдруг закричала и заплакала одновременно:
– Ты здесь чужая! Это мой дом! Я не хотела, чтобы ты хозяйничала здесь!
Лоуренс обмер, лицо его исказилось мукой.