– Какой кошмар, я не узнала подругу Лаис, – зарыдала Китерия.

Мерседес стояла на просторной лоджии и смотрела на город, погружающийся во тьму. Очертания гор становились всё резче, и залив Гуанабара угадывался лишь по цепочке огней набережных. Где-то там, около этих огней, они повстречались с Аугусто, где-то там, в черноте залива, стоит яхта, на которой она пережила самые счастливые минуты своей жизни; где-то на набережной она сказала ему ужасные слова о том, что не хочет иметь ничего общего с бедняком. Сколько попыток примириться с ней он сделал потом, сколько унижений перенёс! Он – сын миллионера, он – самый красивый юноша в Рио!

Слёзы катились по лицу Мерседес. Дуглас подошёл сзади, обнял.

– Ты озябнешь… идём…

– Отсюда так хорошо смотреть на закат… Красивая и печальная картина… Знаешь, я должна тебе сказать: у меня с детства бывают приступы меланхолии. Когда я вижу, как солнце опускается в море, на меня находит тоска.

– Это передалось от твоих предков испанцев. Заход солнца означал ещё один день бесконечного плавания к неведомой цели. Это ощущение осталось в твоих генах. Ты не хочешь пойти в ванную?

– Сейчас иду.

В постели она вдруг резко отодвинулась от Дугласа.

– В чём дело? – спросил он. – Что с тобой?

– Просто устала… И знаешь… проголодалась… Может, поедем куда-нибудь и поедим.

– Мерседес,… можно и поехать, но… я так давно ждал… Иди ко мне, я буду очень нежен, иди, моя красавица…

«Знаешь, дочка, за деньги можно купить красивые тряпки, можно развлекаться до упаду. Но ни за какие деньги не получишь запах любимого тела, его тепло… Понимаешь, о чём я говорю? Я говорю о любви».

Именно эти слова матери припомнились Мерседес в первую брачную ночь.

«Как от него пахнет рыбой!» – с отвращением думала она, забыв, что ещё совсем недавно не чувствовала этого запаха. Деньги пахли сильнее и забивали все другие запахи.

Женуина обошла пустую квартиру. Тоска. Зачем убирать, зачем вытирать пыль, зачем готовить вкусные блюда, если дети не придут к завтраку?

Она вошла в спальню, открыла шкаф, выдвинула ящик и с самого его дна достала старомодную плотного, блестящего шёлка рубашку. Надела её, распустила волосы, подошла к зеркалу.

– А вот твой свадебный наряд, – сказала она своему отражению. – Твоя свадьба пройдёт никем не замеченная, без цветов, шампанского и тостов. Но уж с моей свадьбы меня никто не прогонит, и я – буду я, а не прислуга, кормилица, воспитательница, уборщица, добытчица, уличная торговка. А это совсем неплохо иметь право быть самой собой, может, это даже самое ценное в жизни право.