– Но зачем она приходила к вам?

– А что, разве ей нельзя меня навещать? – удивилась Женуина.

– Нет, что вы, я не об этом, дело в том, что она сказала мне неправду, она меня обманула.

– Неужели? Она не сказала, что собирается зайти ко мне?

– Нет, она сказала, что идёт к подруге.

– Значит, ей просто не хотелось вас огорчать. Ведь она приходит ухаживать за мной.

– Ухаживать за вами? Мерседес?

– Да, я ведь просто умираю от болей. Мать Мерседес сейчас в Испании, а её брат тоже не живёт дома, поэтому мне некому помочь. Мерседес всегда меня жалеет.

– Да-да, понимаю. Надо же, как я с ней разминулся. Если она недавно ушла, она должна вернуться скоро.

– Но может, она зайдёт к доне Мадалине?

– А что это за дона Мадалина?

– Это её свидетельница на конфирмации, Мерседес тоже её навещает, у неё золотое сердце.

Женуина изо всех сил тянула дурацкий разговор, думая про себя: откуда же в Мерседес такая лживость, а в Родриго – коварство? «Это всё от Диего, – думала она. – Это он был таким. Он мог крутить головы нескольким женщинам сразу, и ему ничего не стоило соврать. Мои дети получили в подарок от него эти качества».

В дверь заглянула Нанда, и Женуина сделала ей незаметный знак, означающий, что Дуглас вот-вот уйдёт и, не дай Бог, столкнётся с Мерседес. Нанда видела Оливию, стоящую, как полицейский, возле машины и просматривающую улицу. Не оставалось ничего другого, как идти к Аугусто.

Аугусто и Мерседес были уже одеты, и Мерседес нервно ходила по комнате, ломая пальцы.

– Что ты так нервничаешь? – спросил Аугусто. – Зачем ты тянешь эту гнусную историю? Ты сама запуталась.

– Неправда, я сказала, что еду к матери.

В дверь постучали. И Мерседес побледнела.

– Это я, Нанда, – раздался за дверью тихий голос.

Аугусто открыл дверь.