В первых числах сентября их с Аурелио миссия была окончена, и в ожидании готовности картин к переправке Эртемиза отправилась погулять по Венеции, которую до сих пор не имела досуга посмотреть даже вполглаза. И, разумеется, ноги сами привели ее в Сан-Марко, поскольку она уже безостановочно думала о Шеффре и мечтала о возвращении во Флоренцию: чувство неотвратимой беды не только не прошло, но в последнее время даже усилилось.

Покуда Эртемиза ждала ответа одного из каноников базилики, к которому был послан встреченный при входе в нартекс церковный служка, ее вниманием завладел ангел субботы на мозаике купола сотворения мира. Любой звук гулко отдавался под сводами соборной пристройки. Как всегда в подобных местах, с самого раннего детства, Эртемиза чувствовала себя маленькой и беззащитной, как чувствует, возможно, единственная травинка, пробившаяся между булыжниками мостовой на громадной площади, под ногами толпы прохожих. Она подумала — как часто ходил здесь Бернарди много лет назад и что ощущал он, слыша отзвук собственных шагов? Тоска усилилась: масло сохнет столь медленно…

Каноник принял ее в своем кабинете, где они побеседовали о Риме и Флоренции. Только потом Эртемиза перешла к главному и спросила о предшественнике нынешнего капельмейстера Монтеверди.

— У синьора Монтеверди было два предшественника, их я застал, — ответил клирик. — Я не так уж давно служу в Сан-Марко, синьора Ломи. Но мы можем обратиться к кому-нибудь из старожилов. Я смутно припоминаю рассказанную мне кем-то однажды трагическую историю композитора, о котором вы говорите.

— А что с ним случилось? Он умер?

— Да, говорят, от горя он потерял рассудок и утонул в одном из каналов, хотя труп так и не нашли. Но вряд ли я смогу обсудить это подробнее, синьора, поскольку не осведомлен.

Все тот же служка по велению каноника привел к Эртемизе пожилого органиста, который в свое время успел поработать под началом «того несчастного талантливейшего мальчика».

— Он жил на другой стороне, в квартале Сан-Кассиано… Вы же слышали эту ужасную историю луганегера Биазио? — понижая голос, уточнил музыкант. — Нет? О, это поистине жутко! Ходят слухи, у него в подвале были найдены останки восьмерых младенцев, и все сразу подумали, что бедная девочка, малышка Бернарди, стала одной из жертв этого нелюдя…

Эртемиза прикусила губы. От таких вестей ей не хотелось жить, как если бы Фиоренца была ее собственной дочерью.

— И ей было тогда всего два года? — осекшимся голосом спросила она.

— Дайте припомнить… — он провел пальцами по редким седеющим волосам. — Это случилось зимой, в январе тысяча шестьсот пятого… Нет, значит, полтора. Девочка, как сейчас помню, родилась восьмого июля…