И когда они пришли, мне не стало спокойнее или лучше. Будто вонзённый в моё сердце по самую рукоять нож резко выдернули наружу, и кровь хлынула из раны, заливая меня изнутри, растеклась по груди, подобралась к горлу и поднялась вверх по нему, заполнила всю голову и невыносимо жгла, пекла, распирала переносицу и виски.

Я еле дождалась, когда Ксюша заснёт достаточно крепко, перестав ворочаться в постели и чуть подрагивать от подкрадывающихся снов. Поднялась и подошла к её кровати, чтобы посмотреть на разметавшиеся по подушке светлые локоны, красиво мерцающие в лунном свете, крепко сомкнутые веки и чуть приоткрытые губы, придающие миловидному лицу счастливо-безмятежное выражение.

Почему же мне приходится скитаться раз за разом, пытаясь отыскать то, что зовёт к себе в беспроглядную тьму?

Ночь становилась ещё жарче дня, разогревалась, раскалялась, и если бы я не была столь самоуверенна, то сразу поняла бы, что с её наступлением просто неторопливо спускалась в собственный ад. Шаг за шагом, прочь из своей комнаты, в узкий и тесный коридор, уже заставленный его вещами.

Кап. Кап. Кап.

Дождь настиг меня именно тогда. Каплями воды, беспечно падающими прямо с небес на грязную землю; каплями крови, нашедшими свой выход прочь из бесполезного тела. Каплями слёз, с противными шлепками оседающих на линолеум.

Дверь в гостиную была чуть приоткрыта, и я убеждала себя, что просто прислонюсь к ней ненадолго, потом — что просто остановлюсь у входа и взгляну издалека, хотя бы раз, напоследок. Но ноги сами несли меня всё дальше и дальше, ближе и ближе.

Туда. К нему.

Пока чуть загнутый вверх уголок ковра не попался мне на пути, не зацепился за босые ступни, не оцарапал переплетением плотных нитей щиколотку, не попытался остановить меня от фатальной ошибки, от ужасной глупости, от падения на самое дно.

Во всё виноват этот чёртов ковёр.

Кирилл встрепенулся и приподнялся на раскладушке, опираясь на согнутые локти. И темнота его настороженного, внимательного взгляда продиралась сквозь густую ночь, сковывала меня цепями ледяного страха, преграждала дорогу к отступлению, но не подпускала ещё ближе, вынуждая беспомощно стоять прямо напротив, на расстоянии вытянутой руки от желаемого, и ждать вынесения приговора.

Мне бы просто дотронуться до него. Прикоснуться пальцами к коже необычного оливкового оттенка, отставить маленькую чёрточку на память и сохранить себе это ощущение восторга, дрожью расходящегося по всему телу, от возможности оказаться рядом.

— Ты пришла, — прошептал он, обхватил прохладной ладонью моё запястье и потянул к себе, на себя, почти уронив на раскладушку, противно скрипнувшую под нами.