Глеб останавливал меня, сдерживал как мог. Повторял, что импульсивными действиями я подставлю не только себя, но в первую очередь её. Напоминал, что всем известно, что Санкт-Петербург давно уже находится под полным контролем Валайтиса, а нам никак нельзя выдать свою связь с ним.

И мне приходилось ждать. Ждать, ждать, ждать.

Кто бы только знал, как же я ненавижу даже само это слово.

Маша начала работать в благотворительном фонде, возглавляемом Яном Валайтисом, который служил прикрытием для всех не самых законных дел этой семьи. Они отчисляли очень много денег на лечение и реабилитацию детей, помощь бездомным, новый формат приютов для животных, поэтому никто не пытался докопаться до того, откуда на самом деле в фонде появлялись эти деньги. И куда ещё они шли, кроме благих целей.

— А что нужно сделать, чтобы ваши планы с моим отцом сорвались? Я готов на многое, чтобы не отдавать тебе обратно моего самого ценного и незаменимого сотрудника, — шутил Ян во время одной из наших случайных столичных встреч, а мне хотелось сжать руками его гусиную шею и тут же свернуть её, чтобы лишить его возможности беспрепятственно видеть, общаться, дышать одним воздухом с той, без кого сам я загибался в агонии.

Как и прежде, ощущение потери чего-то важного нарастало постепенно, крепло и усиливалось день ото дня. Вечерами меня встречала пустая квартира, так и хранившая в себе её запах, словно пропитавшаяся ей насквозь — так же, как вся моя жизнь. И вещи, невзначай оставленные повсюду: офисная одежда в шкафу, щётка для волос в ванной комнате, обычная пластиковая заколка в коридоре, забытое ей на диване в гостиной покрывало.

Наверное, я совсем свихнулся, раз до сих пор бережно храню их на тех же самых местах. Закрываю глаза и представляю, что совсем скоро она вернётся, как обычно скинет туфли в коридоре и нырнёт прямиком в приоткрытую дверь спальни, стягивая с себя одежду прямо на ходу. А потом будет насмешливо кривиться, замечая меня в дверях ванной, завороженно наблюдающего за тем, как струятся под щёткой длинные светлые волосы, спадая по плечам и прикрывая выступающие из-под домашней майки горошины сосков.

Поразительная сентиментальность для такого ублюдка.

Однако следующая моя поездка в Санкт-Петербург состоялась именно благодаря Яну Валайтису: он прислал нашей компании приглашение на благотворительный аукцион, а отец ожидаемо отправил туда именно меня, понимая, что совсем проигнорировать это мероприятие мы не могли.

И тогда я, кажется, целых полчаса стоял под нужной дверью, собираясь с силами для того, чтобы просто поднять руку и нажать на кнопку звонка. Прислушивался. Договаривался с собственным сердцем, которое сбивчивым ритмом, — то хореем, то ямбом, то дольником, — отбивало угрозы остаться здесь, с ней, навсегда.